– Прижился, а как же! Он у меня парень работящий. Исправно работает, горькую не пьет. Опять же, находится под отцовским приглядом. Ежели, что надо, так я ему и сам подсоблю и прослежу, чтобы все было точно исполнено. Так что, не извольте беспокоиться! Да, и места на дальней, сами знаете какие? Травные и кормильные для любой скотины – хорошие. Поди, плохо? Знай – лежи себе на солнышке и стереги скотину! – одобрил сыновнее место работы Бармасов.
– Пускай работает. Хозяйский харч и спать – есть где. Да, еще и деньги получит, за то, что смотрит на облака…, – в шутку сказал Ухтомцев и улыбнулся, искоса поглядев на своего управляющего. – Заплачу за работу, как договорились. За трудодни и за новых телят, к Покрову! Сам посчитаешь ему количество трудодней и скажешь. Но, смотри, не соври. Не люблю этого. Ведь, могу и проверить. А ежели, телочки хорошие, то и денег побольше получит. По рукам, Михаил Яковлевич?
– Премного благодарствую! Я всегда согласен на хорошее предложение, – обрадовано отозвался тот. «Чего зря хозяину прекословить? Любой хозяйской подачке радоваться надо, а не нос от нее воротить. Еще спасибо, что хозяин расщедрился, да сынка-балбеса, на работу пристроил. А то, ведь, мог, кого и из пришлых нанять. Много их тут по осени околачивалось, в поисках работы,» – между тем рассуждал про себя Михаил Яковлевич.
Работа на скотной заимке и впрямь, была несложная. Нужно было только аккуратно и прибыльно пасти коров и овец, следить, чтобы они не болели, хорошо доились и нагуливали свои круглые бока.
В пяти верстах от хозяйского дома, в месте, отдаленном от человеческого жилья у фабриканта была своя скотная заимка. Где скотники держали табун лошадей в 20 голов. Было там также 15 голов породистых коров и примерно столько же и овец. Все они тоже попадали теперь под присмотр сына Бармасова Якима. А вот свиньи, козы, четыре дойные коровы и куры – так те держались на главном хозяйском поддворье, в теплом хлеву.
Скотины в хозяйстве водилось вполне достаточно, чтобы кормить не только собственную семью и родню круглый год, но и продавать излишки молока и мяса на ярмарках в Москве и во Владимире. И это тоже было заботой Бармасова и двух приказчиков из местных, нанятых для подмоги. Те проживали в соседней деревне и приезжали в хозяйский дом, с оказией или по делам, следуя с обозами с ткацкой фабрики на Москву и обратно. У приказчиков водились собственные избы с крестьянским крепким хозяйством и большими семьями. Это были обремененные земельными наделами крестьяне, которые на время отсутствия управляющего и по его приказу обязаны были преимущественно поздней осенью и зимой заезжать в хозяйский дом и приглядывать за оставленным без присмотра подворьем.
Впереди всадников на середине поля тащились три мужика. Каждый шел по своей полосе за тяжелым двухколесным деревянным плугом-сеялкой, впряженными в пару быков, третий шел без плуга, рядом по ровно вспаханной борозде. Держал перед собой сито и, уверенным размашистым движением, разбрасывал вокруг себя зерно. Мешки с зерном, приготовленным для посева, лежали возле распряженной телеги, с края поля. Рядом с телегами наваленными как попало лежали деревянные бороны.
Ухтомцев попридержал лошадь. Глянул на деревянные бороны, потом бросил пытливый взгляд на Бармасова.
– А что же сеялок две? – спросил он, – остальные что ж?
– Да, людей – то все равно не хватает, Иван Кузьмич!
– Ясно, – Ухтомцев привстал на стременах, поглядел вперед на мужиков. Понаблюдал за тем, как те работают, отвернулся в сторону и раздраженно сплюнул:
– Да, идут, будто мухи ползают! Не по душе, видать, работа? Сколько ты им обещал?
Бармасов почувствовал, что разговор принимает неприятный оборот.
– Все, как вы велели! По три рубля за десятину, – отрапортовал Бармасов.
– Вот и то. Сразу видно, наемные люди! Не свои. Идут, как через силу ползут! Успеем ли бороновать с такими работничками? Уж и сроки поджимают? Что будем делать? – огорченно спросил Ухтомцев управляющего, – а? Михаил Яковлевич? – чеканисто, с нажимом повторил он вопрос.
Тот тоже придерживал лошадь, но старался держаться позади хозяина. Так они и стояли, гарцуя на месте, и издали, наблюдая за работающими крестьянами.
– А ничего не будем, Иван Кузьмич. Успеют в срок. И посеем мы вовремя, даст Бог. Так что не сомневайтесь! То ж моя печаль и забота. А вы, барин, не сомневайтесь. Пока эти посеют, другие в Березниках управятся. Так я тех сюда и перегоню. Так потихоньку все и сделаем. Не извольте беспокоиться, Иван Кузьмич! И время у нас еще есть, успеем.
– Ну, смотри. Тебе, конечно видней! Как людей в работе расставлять и подгонять! – однако фабрикант поглядел на Бармасова таким взглядом, будто сомневался в его организаторских способностях.