Жена фабриканта

– Какова природа людская? А уж особливо, деревенская! А ты говоришь – подставь другую щеку! Дескать, прояви милосердие, и научи дочерей быть благодушными или юродствовать… Нет, так нельзя! Иное благодушие принесет человеку только вред и не пойдет на пользу. А люди таковы, что и эту, подставленную им щеку и ту норовят побольней ударить и откусить. Да, только я не поддамся! – уверенно усмехнулся Иван Кузьмич, продолжая обнимать ее за плечи сильной рукой, – но вы, душа моя, всегда и во всем слушайте мужа-то! Да, убоится жена мужа своего! А об этом деле не рассуждай. Не твоего ума дело о прибылях думать. Это мне решать – не тебе! – Серые глаза блеснули сталью. – Добавлять жалование не собираюсь! Не хотят работать на меня, пусть уходят. На их место придут другие, им и буду платить, – уверенно заключил он и рывком поднялся с дивана. Повернулся и снисходительнонебрежно поцеловал жену в теплую макушку, будто маленькую девочку. И решительно направился к двери:

– Пойду к себе. Сосну немного. А вы велите официанту, подать мне обед в кабинет. Буду работать. Да, и велите Савелию, чтоб хорошо протопил к вечеру баню. В контору сегодня не поеду! Отдохну, – он махнул на Ольгу рукой так, как бы отгоняя от себя и ее и все остальные дела.

Ольга Андреевна не успела ничего ответить ему вслед. Только поглядела в широкую, быстро удаляющуюся от нее спину. Хлоп! – За Иваном громко захлопнулась дверь. Разговор мужа с ней был решительно закончен.

Часть третья

1

В то время, пока глава семьи вплотную занимался делами своей фабрики и сельским хозяйством, у Ольги Андреевны находились другие, не менее важные и необходимые дела, связанные с ведением домашнего хозяйства. У нее, как и у мужа, было множество всяческих помощников и помощниц, часть из которых прибывала с ней из Москвы – француженка m-l Mari Bangui, которую в семье называли Марусей, работник Григорий, девица Дуняша и стряпуха Глафира. Другая часть работников при необходимости их использования, нанималась поденно из деревень и была родом из местных. И в эту более обширную часть работников входили: Бармасов и два приказчика, ключница и одна приживалка, которая была старой нянюшкой Ольги Андреевны – Акулина Саввишна, далее следовали два конюха Еремей (родной брат кухарки) и Савелий – последний числился еще плотником, дворником и истопником, и вообще – был мастер на все руки. Завершали список работников телятница и два пастуха, постоянно жившие на скотной заимке. Хотя и была на постоянной службе у Ольги Андреевны такая многочисленная рать помощников и помощниц – без ее внимательного и придирчивого взгляда в хозяйстве все равно никак нельзя было обойтись!

Каждое утро вставала она с постели с колокольным звоном или криком петуха, и шла после заутрени выверенным курсом из дома на кухню, наказать кухарке, что той из еды и питья следует приготовить на сегодняшний обед и ужин. А ключнице же приказать, что в наступающий день надо исполнить и отчитаться за то, что с утр и не сделано. И в особенности курс этот был строго выверен, если в доме в тот день намечался приезд гостей.

Следуя по коридору, будто императорский крейсер, строго означенным курсом, Ольга Андреевна распахивала все попадающиеся ей на пути двери комнат и кладовок и заглядывала в них.

Вот и сейчас, скомандовав невесть чего испугавшейся Дуняше бросить свои дела и проведать детей, с остальными работницами направилась обходить дом.

Попадая в комнату, Ольга окидывала все вокруг зорким глазом и четким командным голосом отдавала распоряжения маячившим у нее за спиной девицам, попутно проверяя, как быстро и слаженно движется у уже находившихся в комнате уборка. Неповоротливая и недавно принятая на поденную работу местная двенадцатилетняя девчонка получила от хозяйки нагоняй за то, что встала столбом над ворохом белья в непонятных каких-то своих раздумьям. И именно в тот момент, когда надобно было уже хвататься за утюг и приниматься гладить этот огромный ворох! Другой бестолковой бабе досталось за то, что в горшках для цветов, плотно стоящих на подоконниках, она не успела вовремя обрезать пожелтевшие стебли, разрыхлить землю и полить цветы. А пыли-то, пыли сколько было на подоконниках! Возле ее драгоценных горшков с цветущими любимыми желтыми, белыми и красными бегониями? Просто, ужас! Впору, самой хвататься за тряпку и вытирать.

В гостиной Ольга Андреевна провела пальцем по полированной крышке рояля и строго нахмурила брови, после пальца осталась дорожка. Можно было рисовать на крышке, как по холсту. А в одной из массивных хрустальных ваз, стоящей посредине стола на красной бархатной с желтой бахромой скатерти, цепкий взгляд хозяйки выхватил – о, ужас! – лежащую на дне, кверху лапками, дохлую муху. Да и сама хрустальная ваза не блистала кристальной чистотой, когда Ольга Андреевна подняла ее и посмотрела через нее на свет.

В другой комнате высоко в углу, почти на потолке, ею была подмечена свисающая паутина, а стекло на окнах и сервантах не скрипело при проведении по ним хозяйкиным пальцем.