Поэтому Горсей был мрачен, угрюм и неразговорчив. Дела в Лондоне требовали его постоянного присутствия, а тут дела повернулись так, что приходилось пока сидеть на месте и ждать каких-либо новостей.
Но прошла неделя, и маркиз нехотя отбыл в столицу, оставив незавершенное дело в руках сына. Роберт постоянно получал корреспонденцию, встречался с нужными людьми и выезжал то в одно графство, то другое, чтобы опознать очередную беглянку. Увы, пока что Розалинды среди них не было.
Леди Эсмерелда пока оставалась в доме сына, все еще не в силах поверить, что ее дочь решилась на такой роковой шаг. Сначала она была потрясена до глубины души выходкой Розалинды, и ее отчаяние не знало границ, потом она углубилась в тихие молитвы, надеясь, что Господь не оставит ее пропащую дочь.
По истечении двух месяцев горе матери перетекло в философскую покорность судьбе. Разговаривая с Робертом и Амабель, она часто переходила на темы воспитания и молодом поколении, которое уже мало чтит заветы старших, пытаясь самовольными поступками вершить свою судьбу единолично. В ее время, конечно же, все было по-другому.
Супругам оставалось только кивать и поддакивать, надеясь, что беседы и высказанные чувства помогут леди Эсмерелде примириться с потерей дочери. Роберт стал еще более внимательным к матери, беспокоясь о ее состоянии. Амабель мучилась угрызениями совести и борьбой с ухудшившимся самочувствием.
Она корила себя за то, что за весь этот месяц так и не набралась храбрости рассказать мужу правду о Розалинде и Лэндоне. Ей и хотелось все рассказать, но открыв рот, она тут же его закрывала вновь, не найдя сил обнажить постыдную тайну. Ведь сколько бы тогда открылось лжи! Страшно подумать! Эдвард бы ее ни за что не простил.
Да еще участившиеся головные боли только усугубляли ее нежелание. Недомогание лишало Амабель сил, и она надеялась, что и без ее откровений удастся найти невестку.
Пределом стал тот день, когда с утра прискакал всадник, почти загнав взмыленную лошадь. Гонец сообщил, что около южной границы Хартфордшира, в лесу, был обнаружен труп светловолосой девушки, по-видимому, растерзанной каким-то зверем. Лорда Клиффорда просили выехать на место, чтобы опознать тело.
Побледневшая как смерть леди Эсмерелда начала было что-то говорить по поводу того, чтобы выехать вместе с сыном, как Амабель, издав стон, неожиданно упала в обморок. Роберт кинулся к ней, в то же время, призывая мать подать воды. Положил жену на кушетку и чуть расшнуровал ей корсет.
Спустя некоторое время Амабель открыла глаза и с удивлением посмотрела на спавшего с лица мужа и грустно улыбающуюся свекровь.
– Что со мной случилось? – слабым голосом спросила она.
– Ты упала в обморок, – взволнованно сказал Роберт. – Как ты себя чувствуешь? У тебя ничего не болит? Дать воды?
– Успокойся, сын, – произнесла леди Эсмерелда, положив руку на плечо сына. – Думаю, отдых, свежий воздух и отсутствие волнений будет твоей жене только на пользу… И будущему ребенку тоже.
– Что?! – Амабель даже приподнялась на локте.
Роберт впал в ступор. Он замер и, казалось, не мог произнести ни слова.
– Думаю, стоит вызвать врача, чтобы убедиться в правильности моих предположений, – мягко заметила леди Горсей. – Но я уверена, что права.
На глазах Амабель проступили слезы. У сине-зеленой птицы теперь есть не только гнездо и пара, теперь ей есть ради кого жить, есть, кого любить и защищать своим серебряным клювом и сильными когтями. Возможно, пока у нее не получится совершить полет как раньше – ее очаг чуть потрепался от невзгод – но сердце поет песню о любви и нежности, о счастье и тепле, о заботе и благоговении. И особенно о том крошечном огонечке, который потом станет огромным пламенем, поглотившим всю их жизнь без остатка.
Глава 16
– Ты его привез?
– Привез, привез. Господи, Клиффорд, остынь, а то скоро вскипишь как чайник.
– Я очень волнуюсь. Ты просто не понимаешь.
– Прекрасно понимаю.
– Нет, не понимаешь.
Вистан Монфор скептически посмотрел на своего друга, взволнованно расхаживающего по комнате.
– Ну, хорошо. Возможно, я что-то не понимаю, но сочувствовать и помогать могу. Иди, распорядись по поводу этого засушенного сморчка, пока он не довел всех твоих слуг до невменяемого состояния.
– А что такое? – растерянно поинтересовался Горсей.
– Во-первых, он приехал с немыслимым количеством багажа, будто решил тут обосноваться на год, а во-вторых, решил лично проследить за своими вещами, явно никому не доверяя. Так что, хочу тебя предупредить, этот доктор еще тот фрукт.
– Он уважаемый человек! – не согласился с оценкой Монфора граф. – И его весьма ценят за его профессиональные качества.
– Ха.
– Главное, чтобы он заверил меня в том, во что я пока боюсь верить, – пробормотал Клиффорд.
– Заверит.
– Вистан! Ради Бога, не шути такими вещами.
– И не думал. Просто счастливая звезда должна же, в конце концов, светить только для тебя.
– Спасибо, Вистан.
– Иди, поторопись.