Жена и дети майора милиции

«Я буду учиться, буду! — сквозь рыдания выкрикнула Таня. — Только пусть к нам никто не лезет, не поучает. Мы с Сашкой взрослые люди, неужели в это так трудно поверить?»

Кончилось тем, что Нина Григорьевна дала Таниной тетке телеграмму, и та действительно тут же примчалась. Старшие стали судить-рядить, а молодые, приуныв, помалкивали. Молчание их и спасло. Нина Григорьевна поссорилась с Таниной теткой, та уехала, сказав на прощание Сашке:

«Как ни странно, но характер вашей матери залог того, что вы не обидите, то есть не обманете, мою Татьяну. Помогать я вам не смогу, не́чем, но летом три-четыре посылки с яблоками от меня получите».

Они были похожи, Танина тетка и Нина Григорьевна. То ли малыми материальными запросами, то ли возвышенным отношением к жизни. «По жизни надо шагать прямо, твердо, с гордо поднятой головой» — таков их был девиз. А вот с бытом они управлялись по-разному: Нина Григорьевна и в чужом углу умела наладить то, что называется домом. А Танина тетка и в приличной казенной квартире жила, как птица на ветке. Не понимала свой дом, ей в голову не приходило, что можно его чем-то украсить, и станет в нем веселей и теплей. Вечно она стремилась к кому-то в гости, вечно у нее в холодильнике плесневели огурцы, а початая банка с майонезом затягивалась желтой коркой. А вот в гостях у подруг, в доме отдыха, на чьей-нибудь даче в воскресенье ей было хорошо. Эту свою бездомность, нелюбовь к собственному жилищу она передала и племяннице.

Сашкина мать тогда не подвела их, быстро свыклась с Таней, забыла про «пятна», которыми они себя разукрасили. А когда Сашка принял решение перевестись на заочный и поступить на службу в милицию, легко снялась с места и перекочевала вместе с ними в тот город, в котором они до сих пор живут. Верней, жили. Сашки нет, и жизни без него не стало.

И чем дальше, тем горше, тем больней воспоминания. Через три дня они вдвоем, Тамила и Нина Григорьевна, отправились на кладбище. Там уже стояла кованая чугунная оградка и временный памятник — полый жестяной конус с красной звездой. Они сняли венки с увядшими цветами и посадили на могиле розовую гвоздику, рассаду которой купили тут же, у входа на кладбище.

— Когда уезжает Куприян Михайлович? — спросила о Сашкином отце, своем свекре, Тамила. Она впервые на похоронах увидела его и сейчас осторожно завела о нем разговор.

— Думаю, скоро, — ответила Нина Григорьевна. — Что ему здесь делать? Приехал, и спасибо. А теперь пора обратно.

Лицо Нины Григорьевны с годами изменилось, оно, конечно, не стало моложе, но исчезла с него темнота тяжелой заботы, посветлело оно, что называется, поблагороднело, что-то мягкое, женственное в нем проявилось, и седые в голубизну кудри были красивы. Тамила раньше любила смущать ее словами: «Вы гляньте на бабушку! Пожалуй, в нашей семье она единственная красавица!» И сейчас горе словно подчеркнуло ее позднюю красоту: на скулах выступил слабый румянец, а тени на веках сделали глаза более глубокими и выразительными.

— Вы так и не простили его? — Тамила боялась обидеть Нину Григорьевну вопросом, но очень уж была необыкновенной встреча Сашкиных родителей, чтобы обойти ее молчанием.

— Того человека давно уже нет, — сказала Нина Григорьевна, — а этого я не знаю. Зачем он приехал?

Тамила заступилась за свекра:

— Попрощаться с сыном. Мы же сами телеграмму послали. Никуда не денешься — отец.

— Не было у Сашки отца, — сказала Нина Григорьевна. — Если бы он был отцом, разве сын его лежал бы сейчас в земле? В милицию, Тамилочка, идут служить люди хорошие, но несчастливые в своем детстве.

Это были несправедливые слова. Если уж есть чья-то вина, что Сашка пошел в милицию, так это ее, Тамилина, вина, целиком ее. Поженились, а жить негде. А тут Сашкин друг, служивший в милиции, написал, что, поступив к ним, есть шанс получить жилье. «Только ты институт не бросай, переводись на заочный». И все же в несправедливых словах Нины Григорьевны была и правда. Благополучным, не растревоженным в детстве людям в милиции делать нечего. И злым там делать нечего, и хитреньким тоже. В милиции должны работать такие, как Сашка. И вот такого человека, такого сына когда-то бросил отец.

— А как вы с ним поженились? — спросила Тамила.

— Обыкновенно, — ответила Нина Григорьевна, — он в наш лесхоз с комиссией приехал, а я кассиром там была. И мама моя там работала. Война уже началась. Ему отсрочку на три месяца дали. Он увидел меня и говорит: «Вот именно такую я искал». И я его не то чтобы искала, но такого вот ждала. Ну и встретились. И сразу к маме пошли: так и так, война, ему на фронт скоро надо. Мама и отвечает: «Что же, человек хороший, это глаз сразу видит. Мой глаз никто не обманет. Если не шутит, зовет тебя по-серьезному в загс, то иди». Так вот и поженились.

— Обманулся, значит, мамин глаз?

— Нет. Кто это тебе сказал? Война нас обманула.