Жена и дети майора милиции

Он погиб в холодную весеннюю ночь сорока трех лет от роду, оставив мать, жену и троих детей. Был еще отец, жил тот в Москве, в последний раз видел своего отца, когда мальчику было пятнадцать лет. А бросил его, то есть развелся с его матерью, сразу после войны. На поминках никто не знал, что красивый седовласый мужчина, глядящий все время прямо перед собой, как бы в одну точку, родной отец бывшего начальника райотдела милиции. В одно роковое мгновение начальник стал бывшим. Особенно больно и досадно, что незачем ему было в ту ночь ехать с оперативной группой по черному, скользкому от дождя шоссе, вообще незачем было ввязываться в эту историю, никаким краем она его не касалась, управились бы с поимкой этих выродков без него. Но где там! Васильев в отпуске, Герман Вертинский «в радикулите». И начальник милиции приказал: «Звоните домой перед выездом, пора мне встряхнуться».

На поминки все явились. И Васильев в своем отпуске не задержался, и Германа радикулит отпустил, и даже отец погибшего откуда-то выкопался, сидит, как аршин проглотил, прикладывает ладонь к сердцу, откашливается. Мало кто знал, что он отец покойного, думали, какой-то представитель из столицы. За этим же столом сидели его сноха, внуки и первая жена Нина Григорьевна, мать погибшего майора милиции.

Только на поминках так меняет свой вид квартира, открывается вроде бы до последнего гвоздика взорам пришедших и вместе с тем закрывает, даже замуровывает свою сущность. Словно не только на зеркала набрасываются завесы, но и на весь быт, на весь уклад жилища. Сашка бы свой дом не узнал. Столы в два ряда в большой комнате, и в коридоре накрытый узкий стол. С голодного края созвали гостей, что ли, куда столько еды? Он глядел на них с портрета, улыбался и уже знал что-то свое, чего никто из них пока не знал. Мать его Нина Григорьевна возражала против этого портрета: «Не надо, чтобы он в час прощания улыбался». Но кто-то сказал: «А он всегда улыбался», — и она не стала настаивать. Не стала объяснять: это ведь живой Сашка улыбался, а не тот, которого днем похоронили.

Он был для всех своих родных и близких Сашкой. Так ему нравилось. И дети дома, не на людях, тоже иногда звали его Сашкой. А для равновесия, наверное, его старшего сына с грудного возраста величали Василием. У второго сына имя было как имя — Игорь. А вот у дочери редкое и даже многими не слыханное — Муза. Жена Татьяна с годами превратилась в Тамилу. Незаметно это происходило: Таня милая, Тань мила, Тамила.