Несмотря на решительную фразу, брошенную мужу («Я в состоянии сама о себе позаботиться»), я была очень напугана анонимным письмом и тем, что началось потом. Идя к остановке, я нарушила клятву и боязливо оглянулась. Зимой по утрам темно – отличная возможность для злоумышленников притаиться в тени кустов. Но сзади никого не оказалось.
Я уже некоторое время не видела Карлу. Надеюсь, живот у нее прошел. В воскресенье нам с Эдом без нее было трудно – не было буфера, отдушины, означавшей, что необязательно разговаривать друг с другом. Эду не хватало его музы – новый портрет Карлы действительно обещает стать удачным, а мне – возможности готовиться к процессу без помех. Ни на что другое у меня практически нет времени.
– Суд разрешил апелляцию, так что у нас будет пересмотр, – позвонил мне Тони Гордон. – Назначили дату. Уже в марте. – Сквозь приподнятый тон в его голосе прорезались деловитость и озабоченность. – Гонят на всех парах, разгребают завалы. Звоню предупредить, что рождественские каникулы отменяются.
Похоже, Тони не шутит. Шутки кончились. Ягоды на остролисте уже покраснели – я прохожу мимо нарядного куста каждое утро.
Красный, как кровь. Красный, как ярость. Красный, как пиджак, в котором Дэниэл был в тот вечер.
– Рождество похоже на поле битвы, закиданное сладкими пирожками, – однажды сказал он.
Я заподозрила, что брат это где-то вычитал, но он говорил так, будто сам придумал такое сравнение.
Сказано в любом случае метко. Эд просит, чтобы мы на день съездили к его родителям, а я хочу к своим.
– У моих больше никого нет, – подчеркнула я.
Мы до сих пор не договорились.
Интересно, как проведет так называемые каникулы Джо Томас? Навестит ли его кто-нибудь? Я запоздало раскаивалась, что отдала ему старый альбом Дэниэла. Я переступила черту. Что на меня нашло? Сегодняшний визит будет другим.
Глаза у Джо Томаса сверкали, как у тигра. «Тигр, тигр, жгучий страх, Ты горишь в ночных лесах…»[15]
Одно из любимых стихотворений Дэниэла.У Джо вырвалось почти рычание:
– Кто-то подсунул вам под дверь письмо с угрозами?
Утром по дороге в тюрьму Тони заявил, что пора поднять этот вопрос.
– Теперь, когда назначена дата заседания суда, надо его расшевелить, – сказал он и сжал губы. – Сдвинуть с мертвой точки. Спровоцировать – вдруг удастся выжать из него что-нибудь еще. Посмотреть, нет ли дыр в нашей аргументации.
Первая часть вполне удалась: на щеках Джо Томаса задвигались желваки, а руки, лежавшие на столе между Тони и мной, сжались в кулаки. Постер с «Надеждой» немного съехал по стене.
– Что в нем было написано?
– «Поможешь этому человеку, пожалеешь», – Тони отчеканил каждое слово, словно мы находились в зале суда. – Должен прибавить, – усмехнулся он, – что у автора хромает правописание.
– Я с этим разберусь. – Глаза у Джо стали совсем черными.
Выражение «его глаза потемнели» я всегда считала поэтической вольностью, однако сейчас напротив сидела живая иллюстрация.
– Прозондирую почву.
Тони кивнул:
– Спасибо.
До меня вдруг дошло, зачем Тони завел этот разговор: он хотел проверить, есть ли у Джо связи на воле. Сыграв на том, что он назвал «очевидной эмпатией между вами, Лили, и клиентом», Тони получил подтверждение своим подозрениям.
– Как еще ваше «зондирование» может помочь нам выиграть апелляцию? – спросил Тони, подавшись вперед и качнув металлический стол. Одна из ножек проехалась по моей ноге, зацепив колготки.
Джо сразу откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
– Что вы имеете в виду?
– Эти цифры вам прислали по почте, – тихо сказал Тони. – Прислал их «крот», больше некому. Кто-то, работающий в газовой компании, на заводе бойлеров или как-то иначе связанный с этой индустрией. Вы ему платите или это ответная услуга?
Лицо Джо могло служить образцом бесстрастности. Я видела такое на холстах моего мужа: черты лица и ничего больше. Затем Эд наносит эмоции: приподнятая бровь в знак недоверия или сдерживаемого смеха, сжатые губы, означающие раздражение или страсть. На лице же Джо не было и следа эмоций.
– С какой стати мне этим заниматься? – спросил он. – И почему вы решили, что я стал бы с вами откровенничать, даже будь это правдой?
– Потому что вы должны нам помогать, если хотите помочь себе, – резко ответил Тони. – Я дам вам время подумать. Когда я приду сюда в следующий раз, я хочу услышать от вас, кто ваш «крот». Тогда у нас появится шанс выиграть апелляцию. А прежде чем вы начнете рассуждать насчет воровской чести, задумайтесь: вы хотите встретить следующее Рождество в этих стенах? – Тони оглядел пустую комнату с запиской «Не снимать» под настенными часами и рваным линолеумом. – Я бы не хотел.
Когда мы выходили, я бросила на Джо извиняющийся взгляд. Я ничего не могла с собой поделать. Его реакция на анонимку окончательно убедила меня, что он невиновен: такие эмоции невозможно подделать.
– Спасибо за наклейки, – шепнул он, когда я проходила мимо.
Я замерла. Хоть бы не услышал охранник, стоявший напротив открытой двери.
– Мне здесь редко достаются подарки.
Я не посмела ответить.