Жена Моцарта

 — Похоже, её не сильно любят, — предположила я. И когда он многозначительно пожал плечами, куда лучше поняла почему за её дородным плечом стоит Химар, а смотрит эта Новая Лилит вовсе не на брызгающую слюной Марго, не на Кирку, что вручила ей бокал и отошла с подносом к столу, а на Целестину.

Лилит была ей явно недовольна, а Целестина смотрела на неё с брезгливым превосходством сильнейшей. Той, что могла куда больше и знала всё куда лучше, чем эта матрона с одутловатым лицом, провозгласившая себя главой тайного братства.

— Господа, — Моцарт привлёк внимание к себе и кивнул в сторону двери.

Там словно только его знака и ждали. В комнату внесли три мольберта. На них со всей осторожностью и уважением поставили три картины, прикрытые тёмной тканью.

— Не хочу ни в коем случае претендовать на ваши лавры, — обратился Сергей к Разумовскому, — но у нас сегодня тоже что-то вроде закрытого показа. Для самой изысканной и глубоко заинтересованной публики.

Он кивнул. Ткань синхронно сдёрнули…

Князь Дмитрий обомлел.

Разумовский восторженно охнул и, боясь дышать, пошёл к картинам.

— Вы позволите? — обернулся он к Моцарту.

— Само собой, — разрешил тот.

— Вы не много на себя берёте? — заскрипел зубами Шувалов.

— В каком смысле? — невинно удивился Сергей.

— Вы не имеете права выставлять мои картины.

— Ваши картины? — ещё невиннее приподнял брови Моцарт. — А я слышал они были украдены у некоего Вальда.

— Да, такая жалость, — кивнул князь Дмитрий, близоруко щурясь и цепляя на нос очки. — Отец был в трауре, когда узнал, что часть коллекции, восемнадцать, если не ошибаюсь, воистину бесценных шедевров украли, и они бесследно исчезли. Но я безмерно рад, что хоть малая часть нашлась, — последовал он вслед за Разумовским, что уже извлёк из кармана лупу и дрожащими руками, боясь прикасаться к полотнам, гладил торец неизменно любимых Дега «танцовщиц». Мне могло показаться, но, кажется, в его глазах даже блестели слёзы.

— У кого бы они ни были украдены, — казалось, графу свело челюсть, с таким трудом он проталкивал сквозь зубы слова, — у Вальда или из музея, они всё равно принадлежат мне.

— На каком основании, Андрей Ильич? — всё так же безобидно уточнил Моцарт.

Я, конечно, понимала к чему он клонит. И зачем уже открыл замок своей папочки адвокат. Но Моцарт вдруг резко развернулся к Лилит, которая взирая на всех сверху-вниз, словно её это не касается, невозмутимо пила шампанское. 

— Или мы лучше спросим Ингу Петровну?

— К чему этот спектакль, Сергей Анатольевич, — скривилась она. — Дешёвый, бездарный спектакль. Ну мы же все взрослые люди, — она подошла к столу с небольшими, на один укус, бутербродами, и фужерами, искрящимися свежими пузырьками напитка, где стояла Алла. Взяла шпажку с канапе и развернулась. — Если у вас есть что сказать, просто скажите. Если желаете что-то узнать — спросите и я отвечу. — Она запила бутерброд шампанским и посмотрела на Моцарта. — У вас есть что мне сказать?

— У меня есть вопрос, — невысоко, на уровне груди подняла я руку, словно просилась к доске.

Женщина хищно улыбнулась, давая мне слово.

— Остальные предметы коллекции у вас? — спросила я.

Лилит подавилась. Закашлялась. И посмотрела на меня по-новому, с интересом.

— Конечно, нет, — она прочистила горло. — Зачем они мне! Они давно проданы, и возможно, уже не раз сменили владельцев. Договор есть договор, — она обратилась к Моцарту. — Ваш отец хотел справедливости, а мне просто нужны были деньги.

— Жадная тварь, — прошипела Марго.

Лилит даже бровью не повела в её сторону.

— Содержать огромный штат людей и финансировать незаконные исследования всегда дорого, а мы не благотворительная организация. Да что я вам рассказываю. Ваш фонд тоже обходится вам недёшево, правда, Сергей Анатольевич? — усмехнулась она. 

— Сорок лет назад вам было максимум двадцать два.

— В двадцать два я познакомилась с Нагайским в двадцать три — с вашим отцом.

— Вы не могли в таком юном возрасте ничем управлять…

— Кроме хрена моего отца, — усмехнулась Марго. — Жадная лживая тварь.

— «Детей Самаэля» возглавляла мать Киры, — закончил свою фразу Моцарт.

— Совершенно верно. Главой организации была её мать, — мазнула она взглядом по Кирке. — Это была её забота кормить ораву дармоедов, возомнивших себя одарёнными и наделёнными уникальными способностями, — её только что не передёрнуло от отвращения. Выдохнув, она допила напиток одним глотком, словно это было не шампанское, а водка. Поставила на стол пустой бокал, взяла следующий. — А я хотела жить в своё удовольствие. Ни от кого не зависеть. Ни в чём не нуждаться. Но просто так никто не собирался делиться со мной денежками. Даже ворованными, как у твоего вонючего папаши, — выплюнула она в сторону Марго, а потом обвела взглядом собравшихся. — И мне приходилось угождать этим старым пердунам, крутиться там, где собирались они, любить то, что любили они, и делать, что скажут.

— Ну прямо Золушка, — парировала Марго. — Только ты, тварь убивала неугодных тебе людей. Детей, беременных женщин. Пусть всегда чужими руками…