Потом Шанталь не выдержала, стала задавать неуместные вопросы: а почему детей на площадке так мало? А почему те джентльмены из черной машины так неотрывно на нас смотрят? А почему тот парень во дворе перестал кричать? Вышла ли к нему девушка? Он довольно симпатичный, вообще-то…
Последнее Данилина очень возмутило. Как симпатичный? Да ничего подобного! Гуляка какой-то, лентяй наверняка, такой молодой, а уже пьяница. И голову не моет неделями. Не на таких парней надо заглядываться. Вернее, ей, Шанталь, вообще ни на кого заглядываться не надо. Пусть на нее все смотрят во все глаза, а она пусть гордо проходит мимо. Потому что…
Ничего этого, конечно, Данилин вслух не сказал. Кто он ей? Не отец, не дядя, не брат. Так, шапочный знакомый ее матери. Эх, бедная безотцовщина!
Но, собственно, это последнее определение и должно было сейчас подвергнуться некоторому экспериментальному исследованию.
Несколько раз им всем казалось, что из звукового фона большого двора выделялся звук приближающегося автомобиля. Они все вскакивали, начинали метаться, рваться к выходу из сквера. Но каждый раз тревога оказывалась ложной: машины проезжали мимо, в отдалении. Поэтому они чуть не прозевали момент, когда это случилось на самом деле. «Жигуль» подкатил как-то неожиданно. Они, все трое, опять встали. Напряженно ждали, всматривались, пытались разобрать, кто сидит в машине. Лиза выскочила первой. Обежала автомобиль, открыла дверцу.
Грузный мужчина в надвинутой на глаза шляпе не спеша вышел наружу Остановился. Стоял некоторое время неподвижно. Данилин посмотрел на Джули: на ее лице не читалось ничего, кроме болезненного напряжения, тревоги, испуга. Упрямое желание ничего этого не показать на секунду исчезло, броня растворилась. Вдруг Данилин почувствовал укол стыда: не здо€рово вот так за человеком подглядывать в такие болезненные моменты. Лучше уж смотреть на Юрия, если это он, конечно.
А предполагаемый Юрий, понуждаемый, видимо, Лизой, сдвинулся наконец с места. Пошел на детскую площадку. Шел размеренно, медленно, солидно. Памятник, а не человек. Каменный гость.
Вот он, идет. Три человека жадно всматриваются в него.
Одет, как подобает постсоветскому пенсионеру. Бесформенные брюки неопределенного цвета. Видавший виды пиджак, на размер меньше, чем надо, под ним неуместная синяя водолазка, вся какая-то мятая, скомканная.
Лицо ненормально бесстрастное, неподвижное. При этом аккуратная короткая прическа, «полечка». Слишком аккуратная, как будто он только что из парикмахерской. («Почему бы и нет? Может, прямо из салона его сюда и привезли», – подумал Данилин.)
Холодные, пустые глаза. Но сфокусированные. Вот они остановились на Джули. Она издала какой-то странный, тихий звук – наверно, судорожно сглотнула воздух, – только Данилин, видно, его и услышал.
«Он?» – не удержался, спросил ее шепотом. Но она ничего не сказала, только взглянула на Данилина мельком – так отстраненно, удивленно, будто впервые видела. Чего этот неизвестный ей человек от нее хочет?
Действительно, надо отойти в сторону, не мешаться под ногами. Прийти на помощь, если потребуется, это да, а лезть с вопросами, вглядываться в лица, любопытствовать – нет, это сейчас не его дело. Раньше хоть оправдание было – он собирал журналистский материал, а теперь-то что, когда он обещал ничего не печатать? Кто он теперь? Случайный переводчик и человек на подхвате. И ничего больше. Ни при чем. Посторонний.
Человек в шляпе остановился прямо напротив Джули и теперь в упор смотрел на нее. Смотрел совершенно бесстрастно, без всякого выражения в глазах. Данилин пытался подыскать сравнение и, кажется, нашел: так равнодушный к живописи человек, уже два часа бродящий по Лувру или Эрмитажу, остановится перед очередным шедевром, о котором вроде много слышал. И не хочется смотреть, и неинтересно, скучно, а надо. Постоять и посмотреть. И не увидишь ничего, и не запомнишь, но постоишь, отметишься. Раз надо.
«Еще бы зевнул», – подумал Данилин и ужаснулся – не дай бог и вправду зевнет! Это просто добьет ее! Но человек в шляпе зевать не стал. Просто стоял и смотрел. Джули заволновалась, задвигалась, хотела что-то сказать, но не смогла.
Теперь, словно выполнив долг, человек отвернулся от нее, равнодушно скользнул глазами по Данилину и двинулся к качелям, к Шанталь. Он шел не торопясь, равномерно опуская и поднимая ноги, и было в этой походке что-то, что заставило Шанталь всю сжаться. «Держись, девочка, ты же храбрая!» – шептал про себя Данилин.
Тем временем тетка, надзиравшая за двумя малышами в песочнице, не выдержала происходящего. Схватила детей за руки и потащила, упирающихся и вопящих, прочь с детской площадки. Человек в шляпе остановился. Вроде бы кивнул ей вслед. Даже что-то, кажется, пробормотал. Вроде, спасибо, сказал. Или дзякую. Или данке. Поблагодарил, в общем, няньку как-то.
«Как интеллигентно. Как в театре абсурда», – подумал Данилин.
Теперь человек подошел вплотную к Шанталь. Данилин со своей позиции не мог больше видеть выражение его лица и глаз. Но что-то, наверно, в них изменилось, потому что Шанталь вдруг сделала шаг ему навстречу. Они теперь стояли на расстоянии вытянутой руки и смотрели друг другу прямо в глаза. Данилин видел, лицо Шанталь дрогнуло, и с секундным опозданием понял: она плачет. Тихо. Без всхлипываний и рыданий. У Данилина екнуло сердце. А Джули и вовсе бросилась в их сторону, вроде как разнимать. Но Данилин перехватил ее, взял за руку, прошептал: «Не надо». Но та стояла напряженная, готовая в любую секунду броситься выручать дочь, спасать ее из рук опасного чудовища.
Чудовище тем временем взяло Шанталь за руку и повело к песочнице. Село на бортик и усадило рядом девочку. Медленно и странно поднялась в воздух его левая рука и вдруг стала гладить Шанталь по лицу. Тут уже Джули всхлипнула, причем довольно громко. Да Данилин и сам… «Еще не хватало расплакаться, нюни распустить и мне тоже, сентиментальному дураку», – думал Данилин.
Лиза стояла сзади, метрах в десяти, и все время оглядывалась на выход из сквера. Данилин тоже решил посмотреть, что же там интересного? А там развертывалась действительно любопытная сцена. Откуда-то подъехала еще одна машина, иномарка, «Форд», кажется. Из него вывалились четверо дюжих молодцев. И попытались направить свои стопы в сквер. Но трое пассажиров «Волги» перегородили им дорогу. Данилин кивнул Лизе: что там будет? Что делать? Может, бежать? Лиза покачала головой. Поздно. А потом небрежно взмахнула рукой: переживем, не пугайтесь.
И действительно, между двумя группами завязался некий неспешный, спокойный разговор, издалека глядя, можно было подумать: встретились старые приятели. Может, так и есть? – пришло в голову Данилину. По крайней мере, никто не выхватывал никаких пистолетов, ножей, кастетов. Никто даже голоса не повышал. Мирная беседа между двумя группами спортивного вида молодых мужчин о том о сем теплым летним утром. Что может быть естественнее.
Потом откуда-то сбоку появились еще двое – давешние рабочие, в люке что-то якобы ремонтировавшие. «А эти – на чьей стороне?» – подумал Данилин. Ему показалось, что на Лизиной. По крайней мере, после их появления прибывшие на «Форде» любезно, но решительно откланялись и отправились восвояси. И только в том, как резко их машина тут же взяла с места, развернулась и рванула прочь из двора, проявилось вдруг скрытое напряжение. Лиза сделала жест рукой – точно вытерла пот со лба, – знак облегчения. Потом показала на часы – времени нет, надо закругляться. Джули, ничего этого не заметившая, тем временем тоже подошла к песочнице. Села рядом с человеком в шляпе.
Теперь Шанталь сидела слева, а Джули – справа от него. И вдруг он, не поворачивая головы, взял и Джули за руку. Или это Данилину показалось? Он не выдержал, подошел поближе. Нет, точно человек сидел между ними и обеих держал за руки. А смотрел почему-то куда-то вверх, в небо. Что он там увидал?
Мимо Данилина озабоченно пробежала Лиза, она схватила человека в шляпе за предплечье, подняла с бортика песочницы. А он, кажется, сопротивлялся, не хотел уходить. Но так, вяло. По крайней мере, Лизе удалось протащить его до середины пути к выходу. Но в какой-то момент он, видно, сильно заартачился. И Лиза его отпустила. Он вернулся и снова сел на бортик. Снова стал гладить Шанталь по лицу. А Джули подошла к нему сзади и попыталась обнять. Но получалось у нее это неловко, странно, даже нелепо. Почти как тогда, в аэропорту. Лиза опять вмешалась. Опять попыталась увести его. А он опять вырывался. И все это повторялось несколько раз, причем никто не говорил ни слова. «Похоже на немое кино, чаплинскую комедию», – подумал Данилин. Посмотрел на охрану: не смеются ли? Нет, они скорее нервничали, посматривали по сторонам, делали круговые жесты руками: закругляйтесь! Наконец нахмуренная Лиза уже совсем решительно потащила человека в шляпе к машине. Но тут Джули догнала его и пискнула: «Карл, Карл, это я!» Человек обернулся, посмотрел на нее вроде бы с удивлением. Но Данилин понял это удивление так: ну конечно же, ты! Кто же еще! Зачем кричать об этом? Но может быть, это значило что-то совсем другое. В любом случае – какая-то эмоция вдруг отразилась на бесстрастном лице. Джули стала целовать его и что-то шептать на ухо. За ней подбежала и Шанталь. Поколебалась секунду, но потом тоже его поцеловала. А он опять погладил ее по лицу. И тоже вроде бы что-то прошептал, но Данилин не был уверен в этом, видно было, что губы шевелятся, и все. В конце концов Лизе удалось оторвать человека в шляпе от Джули и Шанталь. И он вдруг, точно робот, получивший команду, развернулся и зашагал к «Жигулям». Туда же пересели и двое охранников из «Волги», и через минуту машина уже тронулась с места. Джули и Шанталь стояли и смотрели вслед. Помахать, наверно, не решались. А Данилин отворачивался, не хотел смущать их, подглядывать.
– Давайте отвезу вас в отель, – сказал водитель «Волги» по-русски. – Здесь лучше не задерживаться.
Потом подумал и добавил:
– Плиз!
Но получилось скорее: «плыз».
Джули даже не поняла. Переспросила:
– А что он еще сказал?
– Хочет быть вежливым, – сказал Данилин.
По дороге все молчали. Никто не плакал, не рыдал. Джули обнимала Шанталь, но та потом увидела что-то удивительное за окном, стала показывать матери, улыбнулась.
«Жизнь продолжается, – подумал Данилин. – Но напиться надо».
Вдруг Джули спросила:
– А что значит – три длинных, два коротких, а потом опять три длинных, два коротких?
– Не понял? Что – длинные, короткие?
– Он все пожимал мне руку. По-моему, это была азбука Морзе. Он очень старался, чтобы я поняла.
– Я не знаю… – растерянно протянул Данилин. – Я совсем не в курсе.
Подумал, спросил у водителя «Волги» и сидевшего рядом с ним охранника:
– Вы, случайно, не знаете азбуки Морзе? Что такое три длинных, два коротких и потом еще раз три длинных, два коротких?
Охранник кивнул на водителя, сказал: вон он у нас в радиовойсках служил.
Шофер сказал:
– Я не то чтобы большой специалист. Ведь сейчас морзянку в основном только радиолюбители используют. Но это помню. Это две восьмерки. Наверно, восемьдесят восемь.
– Восемьдесят восемь? – переспросил Данилин. – Ничего не понимаю. Джули, вам это говорит о чем-нибудь?
– Ну конечно, восемьдесят восемь! – сказала Джули. – Это же номер нашего дома в Фолкстоне!
– Ну, это еще одно значение может иметь, – сказал шофер. – Так иногда сеанс заканчивают. Если обращаются к женщине. Значит: «Прощай, любимая, конец связи!»