— Я смотрела с балкона, не едете ли вы, — взволнованно сказала она. — И молилась, чтобы с вами ничего не случилось.
Рабы поддержали меня, когда я буквально сползала с лошади. Встав на землю, я чуть ли не повисла на сильных руках Рахили.
— Голтан умер, — выдавила я из себя. Слезы душили меня. Я сдерживала их всю дальнюю дорогу.
— Госпожа! — Она прижала меня к себе и тихо спросила: — Господин что-нибудь знает?
Я покачала головой:
— Голтан умер от чумы.
— От чумы... Даже он. Вы сами не больны?
Я заметила страх в ее глазах и отстранилась.
— Я здорова. Только зачем мне это, когда Голтана больше нет? Я хочу видеть Марцеллу.
— Госпожа, это не опасно? Ведь чума...
Я чудовищно устала и поэтому с раздражением ответила:
— Ты думаешь, я бы вернулась, если бы у меня было хоть малейшее подозрение? — Но, увидев, с каким выражением на лице Рахиль смотрела на меня, я смягчилась. — Исида уберегла меня по только ей известной причине. Она послала меня домой к Марцелле.
Мы вошли во дворец, наполненный зловещей предрассветной тишиной.
— У меня сердце разрывалось на части оттого, что Марцелла почти не переставая плакала без вас, — сказала Рахиль, когда мы подходили к детской. — Господин успокаивал ее, говорил, что вы скоро вернетесь. Я не очень в это верила.
«Ребенок здоров», — обрадовалась я, увидев розовые пухлые щеки дочери. Она шевельнулась и открыла глаза.
— Мама! — негромко проговорила она хрипловатым ото сна голосом. Мне хотелось броситься к ней, схватить на руки, но я остановила свой порыв. Завтра...
— Да, мама вернулась, — успокоила я ее. — Спи, моя любимая.
Ее протянутые ко мне руки медленно опустились, и она опять заснула.
Мы вышли из детской, и я спросила Рахиль о Пилате.
— Ирод Антипа прибыл в Иерусалим на Пасху. Господин отправился к нему во дворец.
Интересно, что можно так долго обсуждать? Друзьями их не назовешь. Под внешней учтивостью скрывалась взаимная подозрительность и неприязнь друг к другу. Пилат презирал Ирода, однако его настораживала благосклонность, с которой Рим относился к иудейскому тетрарху[19]
. Последний мечтал лишь о том, чтобы мой муж убрался из Иудеи и чтобы самому править в стране без римлян, как его отец.— Думаю, что речь идет о чем-то достаточно серьезном, если они не расходятся всю ночь, — сказала я, когда мы вошли в мою комнату. — Что мне говорить Пилату, если он будет задавать вопросы? У меня никого не осталось, кроме Марцеллы. Вдруг он узнает про Голтана? Может, он прогонит меня? — Я устало опустилась на кушетку. — Я не готова видеться с Пилатом. У меня просто нет сил для этого. Дороги забиты паломниками. Их тысячи. Ты не представляешь, какая пылища, какой гвалт. Это просто кошмар! Сначала я должна отдохнуть.
Рахиль нахмурилась, расстегивая мне сандалии.
— Сейчас все взволнованны. Столько событий произошло.
— Пожалуйста, только не теперь. Слухи могут подождать. Я безумно хочу спать.
— Это не слухи. Вчера мы получили известие из Рима, что господина Сеяна казнили. Все об этом только и говорят. Гадают, что будет дальше. Кто будет следующим.
— Не может быть! — воскликнула я. Усталость как рукой сняло. — Второй человек в Риме, в мире! Тиберий души в нем не чает.
— Это все в прошлом, — начала объяснять Рахиль, понизив голос. — Завистливые придворные обвинили Сеяна в измене. Правда ли это или небылицы, не знаю, но только император поверил и приказал уничтожить всю его семью.
Меня словно громом ударило.
— Что? Их всех? Даже малолетнюю Присциллу? Эту девочку с веселой улыбкой и вьющимися волосами? По закону запрещено казнить девственниц, — заметила я Рахили.
— Она уже не была девственницей, когда стражники разделались с ней.
У меня подкосились ноги, и я так и села на кушетку. Сеян — милейший человек, по крайней мере ко мне он относился с искренней симпатией. Я вспомнила и его жену Апикату, добродушную насмешницу и болтушку. Сердечные друзья, которых я потеряла навеки.
— Никаких сил не хватит, чтобы все это пережить, — сокрушенно покачала я головой.
— Лучше побеспокойтесь о себе и своем муже, — посоветовала Рахиль. — Император наверняка знает, что наш господин был человеком Сеяна.
Меня бросило в дрожь. Бедный Пилат, будто ему не о чем больше беспокоиться. О Исида! Что, если бы так поступили с нашей дорогой дочерью? Нет, не надо думать об этом.
Рахиль показала знаком, чтобы мне приготовили ванну.
— Тем, что произошло с господином Сеяном, не исчерпываются новости за время вашего отсутствия.
— Пожалуйста, избавь меня.
Я заметила тревогу на лице Рахили.
— Это касается госпожи Мириам.
Я затаила дыхание.
— Ладно, говори.
— Она вечером трижды приходила во дворец и спрашивала вас. Когда она появилась в последний раз, у нее слезы лились ручьем.
— Странно. — Мне не хотелось даже думать, что это могло значить. Но почему-то мне стало страшно. — Что Мириам хотела от меня? — выразила я вслух свое удивление. — Почти неделю назад я видела, как она ехала с Иисусом по иерусалимской дороге. По ее виду я бы сказала, что это самая счастливая женщина на свете.