Жена Пилата, или Тайна прокуратора

— Что ты думаешь о моих партнерах? — спросил Пилат в тот вечер за ужином.

Удобно расположившись подле него на кушетке, я чувствовала себя счастливой. Сердце переполняла гордость. Я подняла голову и посмотрела на мужа:

— Ты им нравишься.

— Им нравится, что я делаю для них, — поправил он меня.

— Верно, но дело не только в этом.

— Едва ли, — сказал он, взяв бокал с вином, налитым слугой.

— Нет, правда, — продолжала настаивать я. — Они верят в твое будущее и, конечно, надеются получить от этого выгоду. Но это еще не все.

Пилат внимательно смотрел на меня поверх бокала:

— Что ты имеешь в виду?

Я помолчала немного, подыскивая правильные слова.

— Им нужно нечто большее, чем твоя протекция перед сановником, заимодавцем или офицером. Эти люди не просто хотят чего-то от тебя, они хотят пользоваться тобой. Они думают, если будут вертеться вокруг тебя, то им что-то достанется — от твоей живости, целеустремленности, молодости.

Пилат покачал головой, глядя на меня с некоторой осторожностью.

— Ты говоришь странные вещи. Откуда ты можешь знать, что они думают?

Я заметила беспокойство в его голосе.

— Это не только, что они думают, но и чувствуют. Сегодня утром до меня кое-что дошло.

Пилат поставил бокал на стол и, глядя на меня, спросил:

— Они тебе понравились все?

Я смаковала вино и раздумывала, почему мои слова представляют для него важность.

— Они все старались выглядеть в лучшем свете, показать свою значимость, — сказала я наконец. — Большинство из них понимают, на что идут, и не рассчитывают получить от тебя все. Вообще они мне нравятся, за исключением одного — Плутония. Я должна присмотреться к нему.

— Почему? — Снова настороженный взгляд, обращенный на меня.

— Не знаю, — ответила я в нерешительности. Что было такого в Плутонии? Я вспомнила его широкую улыбку... Его равнодушные глаза не улыбались. — В нем есть какая-то... Другие достаточно открытые. Ты знаешь, что у них на уме. Плутоний не такой. Он затаенный. Ты давно его знаешь?

— Нет, совсем недавно. Я раздумывал сегодня, почему он покинул наместника Пизона и перешел ко мне.

Последний свадебный подарок мы получили от отца Пилата. Я ахнула, когда раскрыла сверток и достала из него золотую тарелку. А всего их было двенадцать, и на каждой выгравирован астрологический знак.

— Их нужно немедленно обновить, — предложил Пилат. — Давай соберем гостей.

Я поблагодарила Исиду за такой восхитительный свадебный подарок. Мои родители подарили нам Рахиль.

Германик и Агриппина — первые в списке гостей. Как мне было известно, на Пилата произвело впечатление мое родство с правящей семьей Рима. Он обрадуется их присутствию, а я не стану особенно переживать из-за прихода моих родителей. «Если бы только на первый раз можно было ограничиться двумя парами», — подумала я. А то такое испытание! Г ости будут рассчитывать на хозяйку вроде мамы или даже Агриппины. Наше общественное и, возможно, политическое положение будет зависеть от этого званого вечера. Вдруг я подведу Пилата? Ситуация хуже некуда. Как хорошо, что тарелок всего двенадцать, а то Пилат захотел бы устроить банкет.

Позднее, почесывая затылок стерженьком для письма, я обдумывала меню вместе с мамой,

— Пилат расщедрился на ведение хозяйства, — заметила она, — поэтому он ждет чего-то особенного.

— Я знаю. Как раз это меня и смущает. — Я жестом подозвала рабыню, проходившую мимо с охапкой цветов: — Принеси нам два бокала фалернского.

— Слушаюсь, госпожа, — ответила она с явным нетерпением на лице.

— Кто это? — спросила мама, кивая в сторону уходившей из комнаты рабыни.

— Психея. Пилат привел ее на днях с двумя новыми рабами-садовниками. Он не нарадуется на нее, по его словам, она готовила для бывшего наместника. Она о себе высокого мнения, можно подумать, я у нее рабыня. По крайней мере ей нравится работа на кухне. Я слышала, Психея восторгалась новой кирпичной печью.

Некоторое время спустя Психея вернулась с двумя бокалами. Она поставила их на стол перед нами и направилась к выходу.

Мама пригубила вино и воскликнула:

— Нет, это никуда не годится. Психея, вернись!

Рабыня послушалась и поклонилась маме:

— Что-нибудь не так, госпожа?

— Очень даже не так! Вино не только не разбавлено как надо, оно вовсе не фалернское.

— Ой, простите, госпожа. Я виновата.

— Да, виновата. Изволь исполнять приказы моей дочери. Ты поняла?

— Поняла, госпожа.

— Ступай и принеси, что тебя просили. И подай вино так, как положено.

Когда Психея вышла, я сказала маме:

— Мне кажется, она привыкла к госпоже более старшего возраста.

— Клавдия, ты — ее госпожа. Помни об этом всегда.

— Хорошо, мама. — Я взяла табличку и начала записывать. — Вчера Психея приготовила фламинго с изюмом. Получилось вкусно. А как насчет любимого блюда Германика — молочного поросенка в сливовом соусе?

— Замечательно, — согласилась мама. — Но нужно кое-что еще.

— Как-то на днях я сама приготовила ужин Пилату. Он долго потешался надо мной, словно я девочка, которая играет в дочки-матери. Я понимаю, он отнесся к моей стряпне с недоверием, а вышло замечательно. Он даже удивился.

— Ну и что ты приготовила?