Жена Пилата, или Тайна прокуратора

Забальзамированное тело Германика оставалось доступным для прощания почти целый месяц. Чтобы отдать последние почести, прибыли министры из Испании, Галлии и Северной Африки. Были устроены пышные похороны. Тысячи людей с цветами шли через ворота в Антиохию. В лучах солнца сверкали доспехи на воинах и драгоценности на дамах, проходивших мимо гроба. Когда мы всей семьей подошли к Агриппине и ее детям под пурпурным пологом, вдруг появился офицер и что-то шепнул папе на ухо. Я заметила выражение озабоченности на его лице, отец извинился и оставил нас.

Заиграли музыканты. В моем представлении, музыка помогала душе Германика приготовиться к загробной жизни. Сильные мира сего один за другим преклоняли колена перед погребальным костром, поднимались и воздавали хвалу почившему военачальнику и государственному мужу. Юлия и Друзилла рыдали, Агриппина кусала губы, Друз и Нерон, без кровинки на лице, стояли, прижав к бокам стиснутые кулаки, Калигула тихо сидел, погруженный в свои мысли.

Речи закончились. Агриппина в сопровождении почетного караула медленно подошла к гробу. Она нежно в последний раз провела руками по лицу мужа и пальцами раздвинула его губы. Я видела, как она положила небольшую золотую монету ему под язык. Она понадобится Германику, чтобы заплатить паромщику, который будет перевозить его через реку Стикс[9].

Агриппина отошла назад, а Сентий, новый назначенный наместник, поджег погребальный костер. Я инстинктивно отпрянула, когда языки пламени взметнулись высоко вверх. Ударили барабаны и зазвучали трубы. Дети Германика ближе подошли к пылающему костру и сделали щедрые дары, бросив в огонь пищу и одежду. Кто знает, может быть, это понадобится душе, покинувшей тело, в новой жизни? Когда погаснет огонь, место кремации польют вином. Прах соберут в урну. Видеть все это я больше не могла.

— У Германика есть много общего с Александром, — сказал мне Пилат. — Оба — великие и многообещающие деятели, оба ушли из жизни молодыми, оба стали жертвами предательства на чужой земле.

Я посмотрела на собравшуюся толпу, многие плакали.

— Если бы он с самого начала занял решительную позицию в отношении Пизона... Одна хорошая знакомая моей матери — она сейчас на Хиосе — написала ей, что Пизон сделал благодарственные жертвоприношения, когда до него дошла весть о смерти Германика. А Планцина! Она сняла траур, носимый по сестре, и надела красный наряд. Как тебе это нравится?

— Дальше ехать некуда! — возмутилась я.

В этот момент я увидела отца, протискивавшегося сквозь толпу. Подойдя к нам, он сказал:

— Пизон в донесении Тиберию обвинил Германика в измене. — Потом он взял Пилата за локоть и добавил: — Есть еще одна новость. Пизон собирает войска для наступления. Он намеревается завладеть Сирией. Готовьтесь к обороне.  

Глава 14 Все дороги ведут в Рим

В последующие недели мама и Агриппина менялись буквально у меня на глазах. Эти две женщины стали совершенно непохожими на самих себя. Агриппина, мертвенно-бледная, сидела молча, погруженная в свои мысли. А мать носилась туда-сюда с подушками, компрессами, настойками, стараясь предупредить малейшее желание или прихоть вдовы. Безвозвратная потеря, пережитая Агриппиной, устранила прежние расхождения между ними, подлинные и мнимые.

В апартаментах Агриппины мама заняла одно почти всегда пустовавшее помещение, куда поставили ткацкий станок. Вряд ли Агриппина когда-либо занималась ткачеством. Но ей, кажется, пришлось по душе это дело. Руки ее будут заняты, и мысли, вероятно, тоже. Сейчас, когда Пилат и отец вели войну с Пизо-ном, нам ничего не оставалось, как придумать для себя какое-нибудь занятие. Мы решили вместе воспроизвести классическую сцену из «Энеиды». Рабы принялись усердно чесать для нас шерсть. От этого мы, не переставая, чихали, но вскоре комнату подмели и приготовили для нас. Солнце радостно светило в широкие окна, и мы начали прясть пряжу.

Когда мама набрасывала эскизы, я предложила:

— А если нам изобразить встречу Энея с отцом в подземном мире?

Друзилле понравилась эта идея. Они с Юлией приходили каждый день в течение недели.

Из большого количества шерсти мы напряли серебристые нити, они должны были создать расплывчатый фон. Основу мы закрепили на станке и натянули ее снизу грузами. Когда свивали и наматывали уточную нить, у Друзиллы и Юлии энтузиазм иссяк. Для девушек, даже находящихся в трауре, осенний сезон представлял много соблазнов.

Мама показала Агриппине, как связывать первую верхнюю нить ткани, для чего требовалось ловко сложить вдвое уточную нить, образовав петлю, и затем продеть в нее пару нитей основы. К удивлению, Агриппина хорошо справлялась с этой операцией. Какое-то время она работала тихо, молча, с бесстрастным выражением лица, а мама и я занимались другим делом.

— Конечно, это невозможно, — вдруг произнесла Агриппина, не обращаясь к кому-либо конкретно. — Я вроде утопающего, хватающегося за соломинку. Вам не кажется?

— Ты о чем, дорогая? — тихо спросила мама, отложив челнок.

Агриппина смотрела на маму непривычно пристальны м взглядом.