На соседней кушетке какой-то мужчина заливал вино в горло, так что оно текло по подбородку. Неистово заиграли лютни и флейты, потом включились рожки и трубы под аккомпанемент тамбуринов и цимбал. Закрытые на зиму окна не пропускали в зал воздуха. Было жарко и душно от запаха цветов и ароматических масел, которые мальчики брызгали нам на ноги. У меня снова начался приступ тошноты, но усилием воли я подавила его. Только не здесь, только не сейчас.
Пилат и Сеян развлекались, по очереди сдувая золотую пыль с моих волос, и смялись, когда она слетала на пол, а рабы сметали и собирали ее. Я тоже смеялась, начиная расслабляться. Вдруг я увидела женщину, наблюдавшую за нами. Высокая, с пышным бюстом и тонкой талией, темно-рыжими волосами и белой кожей, она выглядела импозантной в наряде цвета изумруда, с которым мог бы соперничать блеск ее зеленых глаз. Своей пленительной красотой она моментально создавала впечатление дикой, неукротимой страсти. Меня удивило, почему ненависть написана на этом идеальном лице, именно идеальном, ибо я еще никогда не встречала такого божественного создания. Постепенно осуждение на лицах гостей по отношению ко мне сменилось их интересом друг к другу. Почему же такая яростная враждебность со стороны женщины, мне совершенно незнакомой?
В этот момент Сеян перегнулся через меня, чтобы наполнить вином свой украшенный драгоценными камнями кубок. Рукой он слегка коснулся моей груди. От взгляда женщины ничего не ускользнуло. Так вот в чем дело! Бедняжка влюблена в Сеяна. Она ревнует. По мне прокатилась волна сочувствия. Как мне понятны болезненный гнев, отчаяние и унижение, испытываемые этой таинственной женщиной. Как приятно наконец не мучиться ревностью.
Я проснулась однажды утром, чувствуя, как во мне шевелится ребенок. Место Пилата рядом со мной пустовало. В окна струилось яркое солнце. Я была уверена, что муж уже позавтракал и беседует с партнерами. Я не смела отрывать его от дел, но мне очень хотелось с кем-нибудь поделиться радостью и волнением. Конечно, с Агриппиной. Всегда расположенная ко мне, сейчас она старалась заменить мне мать. Я любила ее с каждым днем все больше и сгорала от нетерпения сообщить ей замечательную новость о ребенке.
Сердце мое учащенно билось от радостного возбуждения, и я вскочила с постели. Я так торопилась, что даже не позвала Рахиль. Решив не дожидаться ее, я сама оделась, неумело завязала узлом волосы и выбежала на улицу. Стояло теплое весеннее утро. На всех деревьях распускались почки. Повсюду начиналась новая жизнь. Когда я вышла из паланкина у дома Агриппины, к своему удивлению, я увидела, что у обшарпанной двери стоят солдаты императорской гвардии.
— А где госпожа, которая здесь живет? — спросила я у капитана, преградившего мне дорогу.
— Ее повезли к императору.
— О нет! — Я замотала головой, не желая верить своим ушам. — Не может быть. А где ее дочери?
— Их нет. Никого нет. — Он с опаской повел глазами по сторонам и повернулся ко мне: — Вам бы лучше тоже уйти отсюда. — Он посмотрел на мой живот. — Подумайте о своем здоровье.
Я вернулась к паланкину. Слуга помог мне войти в него.
— Домой, пожалуйста, скорее домой! — сказала я носильщикам.
Пилат читал в своем кабинете, когда я вернулась. При виде меня напряжение спало с его лица.
— Я собирался послать рабов разыскивать тебя. Ты слышала об Агриппине?
— Я только что была там. Ее нет и...
Пилат взял меня за плечи.
— Ну-ну! — сказал он, нежно погладив меня по спине. — Послушай, что мне удалось узнать. Агриппину вчера вечером пригласили во дворец. Отвели почти силой. Сказали якобы на обед. Тиберий предложил ей яблоко. Она отказалась. Вероятно, кто-то предупредил, что оно отравленное. Император разозлился и приказал арестовать ее.
— Где она? Я пойду к ней.
— Это невозможно. Кроме того, — Пилат крепче прижал меня к себе, словно желая защитить меня, — я сомневаюсь, что она захочет тебя видеть.
Я вся напряглась:
— Что ты имеешь в виду? О чем ты говоришь? — Я отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза. Пилат продолжал держать меня за плечи.
— Агриппине лучше знать, — сказал он. — Она оказала сопротивление солдатам, громогласно напомнила им, что он внучка Августа. Она кричала, если кого-то и нужно арестовывать, так это Тиберия.
— Всемогущая Исида! О чем она думает! — У меня мурашки побежали по телу. — Что он ей сделал?
— Тебе не нужно знать. Так будет лучше для тебя и ребенка.
— Что бы ни было, еще хуже оставаться в неведении.
— Он приказал избить ее. Все смотрели.
От страха у меня перехватило горло. Я с трудом выдавила из себя:
— И что потом?
— Она лишилась глаза.
— О нет! Нет! Агриппина — она такая красивая. — Закрыв лицо руками, я отвернулась и зарыдала.
— Она пока жива, — успокоил меня Пилат. — Я позову Рахиль. Ты должна лечь.
Я пыталась взять себя в руки.
— Как ты узнал обо всем этом?
— Сеян присутствовал там. Он не хотел, чтобы до тебя дошли слухи.
— Где сейчас Агриппина?
— По пути на Пандатерию.
— На этот ужасный, затерянный в море остров?
— Ей теперь, вероятно, все равно.
— Ее так любили.