Жена поневоле

Жены у Олега Рудольфовича Знаменского не было, но были многочисленные часто сменяющие друг друга претендентки, которых он время от времени рассматривал на роль жены, но после долгих раздумий забраковывал: у одной много вещей, другая с претензиями, третья занята карьерой и презирает быт, у четвертой мать алкоголичка, у пятой еще три сестры и так далее. К тридцати трем годам он сделал единственно правильный вывод при его беспокойной работе и крошечной зарплате: одному в маленькой однокомнатной квартирке лучше — сам себе хозяин и не надо ни перед кем отчитываться. Он жил только для себя, для своего удовольствия, и совесть в нем просыпалась крайне редко.

Если официальное расследование прибывало в первоначальном состоянии, то частное расследование, возглавляемое Константином Александровичем Фединым, продвигалось вперед к завершению, пока медленно — проверка сведений о людях, проживающих в доме, дело кропотливое и хлопотное, но очень уверенно. Детективам удалось, таки, найти улики, вызывающие справедливые сомнения в виновности хозяина особняка, правда, они не доказывали саму невиновность, но сомнения всегда трактуются в пользу обвиняемого…

34

Вечер наступил как-то сразу, все вокруг потемнело и стало совсем грустно. Дождик все лил и лил, видно кто-то наверху забыл закрыть кран и пошел спать, а на земле начинался «всемирный потоп»: лужи разрастались все больше и больше, потом соединялись в маленькие озера, и собирались в озера побольше, из них вытекали маленькие реки и вливались в реки пошире, а те втекали в маленькие водоемы, и копились, копились, и прорывали «плотину» и маленькими водопадиками заливали всю землю и уже некуда было ступить от воды, чтобы не промочить ноги…

Закатав брюки и держа в руках промокшие балетки, Кира неспеша шла под зонтиком по дорожке к дому, хлюпая босыми ногами по лужам. В особенно большой луже она остановилась и потопталась ногами, как в детстве, вспоминая то веселое, беззаботное время и бабушку, которая вечно на нее ругалась, но ругалась беззлобно и не обидно.

— Как тебе там живется, бабулечка? — опустив зонт и глядя в небо, спросила Кира. — Может тебе что-то нужно? Прости, я давно не была на кладбище — все дела, дела… и поговорить с тобой некогда.

Вздыхая и не поднимая зонт, уже без прежней радости Кира быстро пошла к дому.

— Вы же совсем промокли, — услужливо распахнула входную дверь дома Раиса Васильевна, а про себя подумала: «- Чудная она какая то, по лужам босиком чапает — других жен Вячеслава Львовича к крылечку подвозили, чуть ли не на ручках из машины выносили — туфельки берегли, а эта насквозь промокла — заболеет, возись с ней потом».

Оставив мокрый зонт в холле, Кира поднялась в кабинет Бурмистрова, выпустила Лариона гулять, а сама поспешила в ванну, на ходу стягивая мокрую одежду.

Ларион радостно промчался по коридору, в два прыжка преодолел лестницу и, промчавшись через холл, прыгнул на входную дверь передними лапами. Нажал на ручку лапой и, выскочив под дождь, помчался по лужам к гаражу — недавно у него появился новый друг, дежуривший ночью в гостиной, и надо было с ним поиграть.

Согревшись под душем, Кира одела длиннющий, белый, махровый халат, завернулась в плед и позвонила Шубину.

— Привет, Шу-уби-ин, — протянула она, чувствуя, как в сердце у нее стало тепло и радостно. — У нас дождь, и я промочила ноги — теперь греюсь под пледом.

— Привет, хорошая моя, а у нас солнышко, — улыбнулся Павел и похвалился: — Сегодня первый раз ходил с отцом в город, правда, с палками и с остановками.

— Ты молодец! Я тобой горжусь! — «замурлыкала» Кира от избытка нежности к своему мужчине. — Тебе там еще долго лечиться?

— Месяц точно, а там решать будут, — поскучнел Павел. — Кир, я соскучился…

— И я… Здорово, что мы оба соскучились! Ой, Шубин, у меня же к тебе дело, — вспомнила Кира, выныривая из убаюкивающей теплоты халата и пледа. — Мне нужна консультация какого-нибудь банковского начальника — все твердят про совет директоров, на котором будет решаться вопрос об акциях Бурмистрова — моего мужа… — Кира сделала небольшую паузу и засмеялась: — Шубин, позлись — мне нравится, когда ты ревнуешь.

— Я не ревную, — как можно равнодушнее произнес Павел, хотя кулаки сжал. — Не отвлекайся на пустые разговоры, а то опять до полуночи проговорим.

— Ну, и что, — сразу погрустнела Кира и пожаловалась: — Дмитрий Викторович сегодня меня уже отругал за поздние звонки тебе, и завтра еще добавит.

— Давай рассказывай, что там с акциями?

— Ну, что-то там об управлении ими, переходе прав, переуступках… в общем, какая-то мышиная возня вокруг них.

— Жди, я перезвоню…

Кира плотнее закуталась в плед и, повалившись на подушки, закрыла глаза.

— Дурак ты, Шубин — все не едешь и не едешь… и меня к себе не зовешь… а я по тебе соскучилась… Позови меня, Пашечка… ну, пожалуйста… я все брошу и приеду… и никуда-никуда не уеду…

В дверь постучали.

— Кира Дмитриевна вам ужин подавать?

— Нет, Раиса Васильевна, — шмыгнула Кира носом, вытирая слезы ладошками, — спасибо.

— В холодильник поставим — захотите поешьте. Мы уходим.

— Спасибо, до свидания!