Жена поневоле

— Все, все, все! — замахала руками «безответственная наследница». — Я все поняла, Дмитрий Викторович, только не ругайтесь! На днях обязательно подпишу ваши «отказные бумажки». До свидания! Паше привет!

Кира отключила телефон и снова посмотрела на поскучневшего адвоката.

— Абрам Ааронович, не расстраивайтесь. Вот снимут обвинения с Вячеслава Львовича, я подпишу все «документики-бумажки», получу наследство Иосифа Львовича и Ираиды Брониславовны и поговорим о вашем распрекрасном японце.

Абрам Ааронович недоверчиво посмотрел на стоящую перед ним женщину, с легкостью дающую обещания, которое она, возможно, не сможет выполнить.

— Вы думаете, что вам удастся уговорить Дмитрия Викторовича расстаться с гравюрой Кацусика Хокусай?

— Дмитрий Викторович, конечно, жесткий человек и уговорить его будет не просто, но я, как-никак, наследница и с моим мнением он считается, — Змей Горыныч довольный своей хитростью потер когтистые лапы одну о другую — зачем знать «Хитрому Старому Лису», что этот жесткий, серьезный бизнесмен сделает все, что захочет Кирина душенька (даже подарит!!! вожделенную гравюру этого японца), чтобы только быть поближе к своей внучке и иметь возможность влиять на нее, направлять, задаривать и приближать к себе.

— И вам не жалко будет расстаться с гравюрой? — искренне удивился «Старый Лис», глядя на наследницу поверх очков в золотой оправе.

— Нет, — просто ответили Кира. — Мне это совсем не интересно. Искусство — это, конечно, прекрасно, но приобрести ту же вашу восхитительную гравюру или уникальное украшение, или расчудесную вазу династии Мин желание у меня не возникает — я вполне могу обойтись и без всего этого. У меня от другого вздрагивает сердце и в душе рождается радостное восхищение.

— Интересно, чем же восхищается душа, такой милой барышни? — не удержался от личного вопроса Абрам Ааронович, хотя предпочитал не переходить на личные интересы клиентов.

— Ну-у, я бы купила чистокровную кобылку для разведения… У вас нет случайно на продажу? — засмеялась Кира. — Вот ее бы я осмотрела и ощупала от кончика носа до кончика хвоста и поторговалась бы с вами.

— А, — равнодушно подытожил адвокат, — лошадок любите.

— Да нет, — вскинулась Кира, и улыбка исчезла с ее лица, — я их не просто люблю — я с ними работаю: тренирую, развожу, продаю и строю конюшню и манеж.

Абрам Ааронович покивал головой и подумал:

«— Странное сочетание наивной восторженности и «железного характера», делают эту женщину ненадежной и непредсказуемой — неизвестно с какой из двух половин придется иметь дело в данную минуту. А это плохо не контролировать потенциального продавца и работодателя…»

— Абрам Ааронович, — вернулась Кира к их непосредственному делу, — я наняла частных детективов, результаты их работы вам предоставят — контактные телефоны я вам оставлю.

Они подписали все документы вчерашним числом, когда паспорт у Киры еще «был».

32

Окончив разговор, Дмитрий Викторович Юшкин серьезно задумался.

Подойдя к окну гостиничного номера, он с тоской посмотрел на крыши старого города и пожалел, что поселился здесь в центре города — не хватало простора его душе и разноцветия красок его глазам. В серых глазах его заплескалась скука — столько времени он без работы, и деятельная натура его требовала выхода энергии, а здесь больничная палата да гостиничный номер — вот и все его интересы. Конечно, он должен был контролировать процесс выздоровления сына, но сын, похоже, и сам старается побыстрее закончить лечение и вернуться домой, и стимул у него появился и желание, и все благодаря Кире…

«— У нее опять что-то случилось, — без прежнего недовольства подумал Дмитрий Викторович и неожиданно понял, что немного соскучился по этой взбалмошной, непредсказуемой «родственнице». — Надо бы поехать и разобраться с ее проблемами, а то девочки скоро приезжают… Странно, совсем недавно я возмущался и злился, когда она очередной раз «влипала» в какую-нибудь криминальную историю и всем нам приходилось разбираться, улаживать и буквально тащить ее чуть ли не за шкирку из неприятностей. А сейчас я, похоже, скучаю без ее беспардонного врывания в мой кабинет, без ее ночных, телефонных звонков с неожиданными просьбами и невыполнимыми требованиями, по стремительному стуку ее каблуков в коридоре, по ироничным словам, и искреннему смеху, по ее наивной восторженности — «Ах, какая прелесть!» и ее непонятному равнодушию к деньгам… Как было бы нам всем спокойней, если бы она взяла тогда миллион долларов отступного и не путалась бы у нас под ногами! Хотя жизнь без нее была бы намного скучнее…»