Жена поневоле

Не зная, как начать разговор, она молчала, глубоко вдыхала понравившийся аромат и молчала. Молчал и «старикашка», только сверлил ее лихорадочно горящими глазками из-под нахмуренных бровей, но от этого «рентгеновского» взгляда глаз своих Кира не прятала — ей нечего было скрывать — она просто смотрела в лицо напротив сидящего пожилого мужчины и, как всегда, думала о своем.

«— Пора бы уже и поговорить — у меня сегодня еще уйма дел, хотя в офис к Лаврентию Павловичу я уже не успею. Что-то это молчаливое сиденье напротив друг друга мне напоминает… А «Стояние на реке Угре», — Кира нашла, таки, сравнение их встречи с вором в законе и, не сдержавшись, снова чуть-чуть улыбнулась».

В ее карих глазах вспыхнули веселые золотистые искорки, и глаза наполнились солнечным светом.

Мордовороты стояли за спиной у «старикашки» и тупо смотрели на Виктора, по-собачьи карауля каждое его движение. Виктор же прикидывал, которого из двух «замочить» придется в первую очередь.

О чем думал «старикашка» никто не знал, даже он сам не знал — он просто смотрел на сидящую напротив обыкновенную женщину в простом цветастом платье (ни строго делового костюма, ни брендовой одежды от модного дизайнера) и не понимал, зачем ей надо было покупать на свои деньги и раздавать сидельцам сигареты, спички и другие продукты, «ставя палки в колеса» тюремной «мафии», продающей дешевле те же сигареты и спички, чем в тюремном ларьке. Не понимал, а значит, не доверял. В то, что эта женщина всерьез хотела схлестнуться с тюремщиками, «из-под полы» приторговывающими продуктами и товарами, он не верил — простая, женская, необдуманная игра в милосердие — к такому выводу он пришел, но то, что подпольная торговля в тюрьме замерла дней на десять, его порадовало, да и сидельцам было приятно получить «внеплановую передачку». А раз так, значит, она на их стороне, но, что с этим делать и что говорить, он не знал — кто этих баб разберет…

Ему вспомнилось недавнее предсказание девки-гадалки — приемыша мусорной братии из города Владимира, и, «показанные» ей картинки из его прошлого, сами собой снова вставали перед его глазами: вот он идет по улице с девушкой, вот сидит с ней в кино, вот на рассвете вылезает в окошко из ее комнаты…

Эта женщина, молча сидящая напротив в цветастом легкомысленном платье, напоминала ему его ошибку молодости, которую уже не исправить и которая теперь мучила и терзала по ночам его больное сердце — может, зря он тогда расстался с единственно близким ему человеком: ведь она обещала его ждать из тюрьмы, а он посмеялся над ее слезами и прогнал, не писал и старался не вспоминать.

Может, зря? Подумаешь пять лет — это ведь не вся жизнь! Тогда он был совсем молодым, а она еще моложе… У нее были такие же красивые русые волосы, только заплетенные в длинную толстую косу, такое же цветастое платье и глаза у нее были такие же светлые и ласковые…

Они просидели в молчании минут десять — Кира все время помнила наставление Петра о том, что нельзя первой заговаривать и называть цену, и поэтому молчала, как рыба — ну правила у них такие «бандюганские» и нарушать их она не собиралась.

Наконец, «старикашка» отвел глаза, поднял руку и показал три пальца. Пальцы были короткие, узловатые, расписанные наколками, но без украшений — похоже, хозяин предпочитал украшать своих «ротвейлеров», а не себя.

Кира посмотрела на Виктора, они поняли друг друга с одного взгляда — вот какого замечательного телохранителя удалось заполучить Вячеславу!

Медленно, двумя пальцами левой руки, чтобы не провоцировать мордоворотов, Виктор отвернул за лацкан край пиджака, показывая свое оружие, подождал немного, двумя пальцами правой руки отвернул край пиджака, показывая, что там нет оружия, и двумя пальцами левой руки медленно и осторожно вынул из внутреннего кармана запечатанную пачку тысячных купюр, медленно и аккуратно положил ее на стол около Киры, так же медленно и осторожно достал вторую пачку, а потом и третью.

Когда третья пачка легла на первые две, Кира подвинула их на середину стола рядом с кепкой и посмотрела в серое, изможденное лицо «старикашки», ожидая, что тот кивнет головой и, наконец-то, даст ей какие-нибудь заверения, но мужчина показал ей глазами, куда надо положить деньги, и Кира положила пачки прямо в кепку.

«Старикашка» поднялся, сгреб кепку, не коснувшись денег, и пошел в сторону кухни, за ним, пятясь спинами и не сводя с Виктора настороженных глаз, «пошли» мордовороты.

Кира открыла рот, чтобы возмутиться вдогонку, но Виктор положил ей на плечо руку, удерживая на месте от ненужных движений и восклицаний.

— Тихо, — беззвучно прошептал он, и Кира снова удивилась его способности говорить, не шевеля губами. — Сидите смирно.

Когда в зале кроме них никого не осталось, Кира, наконец-то, встала из-за стола.

— И что все это значит? — недовольно спросила она у Виктора.

— Дело сделано — можем ехать домой.

Хмыкнув, она сунула сумочку под мышку и пошла к выходу.

— Вот так делаются ваши мужские дела? — спросила она, выйдя из ресторана.