Жена поневоле

— Ну, что ты, брат Вячек! У меня все в порядке, — слезы застилали глаза Киры, но она их не вытирала: одной рукой она держала телефон, другой тележку, — а ты держись. Отвезу передачу и поеду на Таганку, посоветуюсь кое с кем… Я делаю все возможное…

— Не сомневаюсь. Всем передай привет. Завтра позвоню еще.

Объяснив Виктору, кто звонил и передав привет от Бурмистрова, Кира убрала в сумку мобильный телефон, ладошками вытерла слезы и, не обращая внимания на удивленные взгляды стоящих рядом людей, развернула тележку к продуктовым рядам и с удвоенной силой покатила ее по проходу.

— Чай, кофе, сахар, пряники, баранки… — шептала она, быстро наполняя тележку продуктами, — всего должно быть тридцать килограмм…

Передачу она собрала и отвезла в СИЗО, опять заказав в тюремном ларьке всем подследственным по блоку сигарет, по десять коробок спичек и по банке сгущенки. Приемщицы получили вознаграждение и быстренько сами развернули все шоколадные конфеты и пересыпали кофе и чай в прозрачные пакеты…

Передачу разделили и передали в другие камеры — Вячеслав взял себе только банку кофе…

44

Внеплановое собрание учредителей банка «Континент» разительно отличалось от встречи с криминальным авторитетом: проходило оно не в скромном, пустом ресторанчике на кольцевой автодороге, а в небольшой, но дорого отделанной и обставленной комнате для переговоров за большим овальным столом орехового дерева, в изогнутых креслах орехового дерева, оббитых бордовым шелком.

Громко цокая каблучками, Кира явилась на переговоры в сером блестящем платье без рукавов с тонкими черными контурами крупных цветов на подоле, с длинной ниткой белого жемчуга на шее, в ушах длинные ниточки жемчужин, нарушив тем самым официальность встречи и вызвав недоумение в глазах собравшихся мужчин.

Увидев это новое, переливающееся платье с глубоким вырезом и черную крошечную лакированную сумочку, из которой Кира на ходу вынула белоснежный, кружевной платочек (подражая Лариске), Лаврентий подпрыгнул в кресле, а Борис Яковлевич выпучил глаза и забыл встать при появлении дамы. Впрочем, встать забыли все мужчины: включая учредителей, юристов и советчиков, в большом количестве присутствующих на этом собрании.

Остановившись около своего кресла, Кира положила на стол крошечную лакированную сумочку и, сказав, «Добрый день», села в кресло. Облако французских духов быстро заполнило небольшую комнату и раздражающе полезло в нос решительно настроенным мужчинам.

Еще сегодня утром, с волнением ожидая звонка от «ругающейся и вечно недовольной» жены своего друга (он до последнего надеялся, что она согласится отдать ему акции Бурмистрова в управление), Лаврентий не считал Киру красивой, а сейчас умело наложенный макияж делал ее почти красавицей — современной царевной Несмеяной с бледным, аристократическим лицом, с печалью в карих, внимательных глазах и длинной ниткой слез, замаскированных под белые, матовые жемчужины.

Неслышно открылась дверь и в переговорную вошла Светлана в строгом, темном костюме и белоснежной блузке — секретарша Лаврентия Павловича. Она несла стопку документов в прозрачных файлах и, подойдя к столу, стала раскладывать их перед учредителями банка.

Лаврентий Павлович зашикал на нее, но Светлана, сверкнув в его сторону голубыми глазками и отбеленными зубками, продолжала раскладывать документы — Лаврентий Павлович просто директор (наемный работник, как и она), а Кира Дмитриевна владелица акций — одна из хозяев банка и ее «просьба», куда важнее его шиканья и махания ручками.

Кира внимательно вглядывалась в лица умных и деловитых мужчин, одетых в дорогие костюмы и с дорогими часами на запястьях, и привычно думала о своем.

«— Интересует ли этих очень богатых людей что-нибудь кроме денег? Видят ли они в работающем на них персонале людей или считают их неодушевленными винтиками в машине, печатающей для них денежные знаки и лучше в долларовом эквиваленте? Знают ли они, что у какой-нибудь из их сотрудницы болен ребенок, и ему срочно нужна дорогостоящая операция или у какого-то сотрудника только что умерла мать, и им обоим не до выполнения своих прямых рабочих обязанностей? Сочувствуют ли они кому-нибудь кроме себя или даже не задумываются о том, что у других людей тоже имеются желания и проблемы? Подбрасывают ли они своим личным помощникам и секретаршам деньжат к праздникам и ко дню рождения из своих широченных и глубоченных карманов или считают, что их зарплата вполне покрывает их расходы и удовлетворяет их потребности? Вряд ли такие мысли обременяют их головы, загруженные подсчетами собственной прибыли…»

Сколько Кира не вглядывалась в озабоченные холеные лица, сидящих напротив мужчин, она так и не заметила на их лицах ни капли сострадания к Бурмистрову и ни тени сомнения в своей правоте.

Да, бизнес жесток и не терпит дружеской снисходительности и жалости!

Когда документы были разложены, Кира обратилась ко всем сидевшим за столом мужчинам: