Жена самоубийцы

Медведя приняли втайне от барона и устроили на заднем дворе. Звали его Рауль. Он был крупным и непоседливым животным, а главное, кротким, как дитя, ведь вырос он в неволе и любил человека, не зная от него зла. Рауль норовил подойти к каждому и обнюхать с ног до головы, выражая таким образом дружелюбие. При этом голову он всегда поворачивал вбок, глядя на мир одним глазом. Второго он лишился в драке с какой-то псиной, будучи медвежонком.

Цыгане не отличаются сентиментальностью, но Рауль голода не знал, это видно было по блестящей шерсти, волнами ходившей на громадных мышцах, и по тому, как неторопливо он поглощал пищу, – похоже, его любили и ухаживали за ним денно и нощно. Рауль всего за каких-то два дня влюбил в себя всех служанок в округе, подружился с пикерами и даже лошади не боялись его, угадывая добрый нрав. Кухарки носили ему еду в подоле, а он показывал в ответ трюки, которым его научили цыгане за долгие годы странствий. Он умел приседать и разводить лапы, танцевать вприсядку на русский манер, качать головой и рычать по приказу. Любил чесать бока о забор и валяться на спине, подкидывая кверху миску. В общем, Рауля полюбили все, кто так или иначе был связан с ним. И чем ближе час охоты, тем яснее становилось даже опытным охотникам: убить прекрасное создание – верх бесчеловечности. Посему мудрые егеря решили вместо охоты создать только ее видимость. Так сказать, утоление охотничьих амбиций, что-то наподобие парковой охоты, когда животных выгоняют в лес, но в нужный момент отлавливают и возвращают в загоны.

Все это время, пока шли приготовления к грандиозному охотничьему забегу, мой дед, словно послушный ребенок, усиленно изображал неведение, играя в карты и обедая строго по расписанию. Разумеется, до него дошли слухи, что медведь был найден и содержался до поры до времени на заднем дворе его поместья, однако для сохранения интриги было негласно решено блюсти эту видимость.

Итак, нужно было «наследить» Раулем по пути охотничьего хода, как следят кошкой, когда приманивают лису. Егеря рассуждали так: мало кто способен выпить столько вина и сохранить при этом твердую руку. Подразним собак, дадим барону стрельнуть разок-другой и уведем Рауля. Таков был план.

В день охоты прибыли пикеры и егеря, пригнали стаю гончих, всадники расселись по седлам, и под бодрый распев охотничьего рожка группа из пятнадцати человек покинула замок. Вся ватага во главе с моим дедом неслась через долину, вспугивая птиц, громким топотом содрогая землю и оглашая окрестности Шеврёза. Так и вижу, как разгоряченные, в пышущем цветением воздухе, они летят вперед, предвкушая сладость травли. Собаки визжали от нетерпения, их поджарые конечности опережали носы – пестрые пятна, наводнившие долину, все как одна, голодные, резвые, попросту спущенные с цепи.

Добраться до места оказалось сущим наказанием, и барон был крайне раздражен тем, что пришлось пересечь речку Иветт, пройти четыре затянутых остролистом хвойных пролеска и обогнуть болотистый разлив. Он не подозревал, что все эти ухищрения были придуманы с одной лишь целью: вымотать собак, лошадей и, самое главное, самого барона. Для того, чтобы спасительная темнота опустилась на лес и долину, исказила расстояние, изменив его восприятие, все, чтобы не дать пуле угодить в цель в момент, когда Рауль и барон встретятся лицом к лицу.

Когда собаки наконец обнаружили живой медвежий след, уже смеркалось. Лес подернулся туманной дымкой и, вспугнутый непривычным шумом, выглядел совершенно чужим. Охотников окружила сумеречная стена, через которую лошадям было сложно идти. Каждый метр был ощутимым расстоянием, и воздух, уплотнившись, еще больше замедлял их ход. В конце концов группа всадников вышла на поляну. Народившаяся по весне трава здесь отдыхала: выпустив соки, они дурманила охотников медово-пряным ароматом, которого они не замечали. Их взоры были обращены вдаль, где виднелась сутулая фигура великана. Вокруг него, раскинувшись широким веером, бились собаки. Они надрывали глотки, обнаружив запах медведя, ускользающий, обманчивый. Наконец источник его был найден, и свора неистовствовала, одурманенная жаждой крови. Песьи хвосты превратились в железные канаты, они били вверх и вниз, а пена у рта пузырилась.

Но они не смели приблизиться. Собаки были хорошо обучены. Без приказа хозяина они могли только лаять и изнывать от нетерпения. Рауль, однако, хранил удивительную безмятежность, собирая с лапы неведомое лакомство, снятое с ближайшего куста. И только когда две или три псины, осмелев, попытались исподтишка укусить его за бедро, он сделал два упреждающих броска вперед, припав на передние лапы. Скорее инстинктивно, чем с угрозой, ведь он не знал подобных порывов, спокойная жизнь в неволе не взрастила в нем необходимости борьбы или самозащиты. Они были ему чужды.

Но собак это лишь раззадорило. Все больше свирепея, они обступали Рауля, сужая круг, выгнув спины, хрипя и скуля от желания по кусочку разодрать толстую шкуру, пахнущую диким зверем.