Жена смотрителя зоопарка

В четыре утра небольшие немецкие патрули и штурмовые отряды незаметно вошли в гетто и схватили несколько евреев, шедших на работу, однако тем евреям каким-то образом удалось вырваться, и немцы отступили. В семь утра генерал-лейтенант Юрген Штроп, командовавший бригадой СС, вернулся с тридцатью шестью офицерами и привел 2054 солдата, ринувшись сразу в центр гетто с танками и пулеметами. К его удивлению, там оказались баррикады, за которыми скрывались евреи, отвечавшие огнем из пистолетов, нескольких винтовок, одного пулемета и швырявшие многочисленные «коктейли Молотова», бутылки, наполненные бензином и заткнутые подожженной тряпкой. Финны незадолго до этого позаимствовали идею гранаты-бутылки у националистов Франко, которые на ходу придумали ее во время гражданской войны в Испании в 1936–1939 годах, в то время когда в высшем обществе вошли в моду предобеденные коктейли. Когда СССР вторгся в Финляндию, финны саркастически назвали бомбу в честь министра иностранных дел Вячеслава Михайловича Молотова. Сильно проигрывающие в численности, плохо вооруженные, евреи умудрились сдерживать натиск нацистов до наступления ночи и держались в течение следующего дня, когда солдаты появились снова с огнеметами, полицейскими собаками и отравляющим газом. С этого момента и до конца войны около полутора тысяч партизанских отрядов при любой возможности вступали в схватку.

Кровавая бойня, которую Гиммлер задумал как подарок ко дню рождения, обернулась осадой, продлившейся месяц, пока немцы не решили наконец спалить все: дома, бункеры, канализацию и заодно всех людей. Многие погибли в огне, некоторые сдались, другие совершили самоубийство, а единицы спаслись бегством, чтобы рассказать и написать об этом Армагеддоне. Газеты подполья взывали к полякам-христианам, умоляя помогать сбежавшим евреям, предоставляя им убежище, и Жабинские с готовностью взяли на себя новые обязательства.

«Рядом, по другую сторону стены, жизнь текла как обычно, как всегда, – писал один из выживших. – Люди, жители столицы, развлекались. Они видели дым от пожаров днем и пламя ночью. Карусель все крутилась и крутилась рядом с гетто, дети водили хоровод. Это было очаровательно. Они были счастливы. Деревенские девушки, приехавшие в столицу, катались на карусели, глядя на пламя в гетто»[72], они смеялись, ловили хлопья золы, летевшие по воздуху под громкую ярмарочную музыку.

Наконец 16 мая генерал-лейтенант Штроп отправил Гитлеру гордый рапорт: «Варшавского гетто больше не существует». По сведениям «Экономического бюллетеня подполья» от 16 мая 1943 года, было сожжено сто тысяч квартир, две тысячи производственных мастерских, три тысячи магазинов и два десятка фабрик. В конце немцы захватили всего девять винтовок, пятьдесят девять пистолетов и несколько сотен самодельных бомб разных видов. Семь тысяч евреев было расстреляно на месте, двадцать две тысячи отправлены на мельницы смерти в Треблинку или Майданек, тысячи других попали в трудовые лагеря. И это стоило немцам всего лишь шестнадцати убитых и восьмидесяти пяти раненых.

Пока обитатели виллы следили за новостями о восстании в гетто, Антонина описывала владевшие ими чувства как «напряжение, потрясение, беспомощность, гордость». Сначала они слышали, что над гетто подняли польский и еврейский флаги, затем, по мере того как дым и грохот артиллерии нарастали, они узнали от друга Стефана Корбоньского, высокопоставленного члена подполья, что Еврейская боевая организация и Еврейский воинский союз – всего семьсот мужчин и женщин – сражаются как герои, однако «немцы вывезли, убили или сожгли живьем десятки тысяч евреев. Из трех миллионов польских евреев уцелело не более десяти процентов»[73].

Потом, в один страшный день, на зоопарк пролился серый дождь, долгий, медленный дождь, принесенный западным ветром со стороны горящего еврейского квартала за рекой. У каждого на вилле были друзья, попавшие в ловушку на финальном этапе ликвидации четырехсот пятидесяти тысяч варшавских евреев.

Десятого декабря, как раз перед комендантским часом, когда Ян благополучно добрался до дома, а Петрася ушла до завтрашнего дня, Антонина собрала всю семью, Ли́сника, Магдалену, Маурыция, Ванду и остальных за обеденным столом на вечерний борщ со свеклой, в котором отражался свет свечей и который играл в большом серебряном половнике, словно красное вино. Несмотря на пронизывающий холод, который пришел вместе со снежными джиннами из-под уличных фонарей, на вилле хватало угля, чтобы всем в доме было тепло. Когда после ужина Рысь менял воду в клетке Щурцио, стоявшую в кухне, он услышал негромкий стук. Рысь осторожно открыл дверь и тут же в волнении бросился в столовую, чтобы сообщить родителям новость.

– Мама, – сказал он, – там дочь Соболя с семьей!

Заинтригованный Ли́сник отложил газету. На звероферме не было соболей, маленьких зверьков, похожих на норку.