Жена смотрителя зоопарка

На протяжении всей истории «перелицовка», как называли это римляне, спасала преследуемых евреев от разоблачения, и в Библии подобная практика датируется 168 годом до Р. Х., временем правления Антиоха IV, когда греко-римская мода участвовать обнаженными в спортивных соревнованиях и пользоваться общественными банями распространилась и на Иудею. Еврейским мужчинам, которые надеялись замаскировать свое происхождение, предоставлялся выбор: либо старательно избегать мест, где необходимо обнажаться на людях, либо подправить внешность, используя специальный грузик, известный как Pondus Judaeus, чтобы, растянув крайнюю плоть, натянуть ее на головку члена. В процессе растягивания между клетками кожи образовывались микроразрывы, которые заполнялись новыми клетками, закрывая пустоты, кожа таким образом удлинялась. Несомненно, процесс занимал время, был болезненным, да и скрыть его не всегда удавалось, потому что одежду в ту эпоху просто запахивали на себе. Во время Второй мировой войны аналогичного эффекта добивались, прибегая к хирургии, хотя понятно, что в медицинской литературе эпохи нацизма эта операция не описывалась в деталях.

В кругах подполья Ян наверняка встречался с Вальтерами; перекись и рецепт, которые использовала Антонина, возможно, появились из их салона. Пани Вальтер и ее престарелый муж прятали в своем доме до пяти евреев одновременно и на протяжении всей войны предлагали уроки «по улучшению внешности» «бесконечной цепочке» людей в своем Институте красоты. Позже пани Вальтер писала, что «тот несущественный факт, что никто из обычных обитателей нашего гнезда за всю войну ни разу не стал жертвой катастрофы, породил суеверную легенду, из-за которой поток „гостей“ постоянно увеличивался». На самом же деле, поясняла она, ее действия были простой магией сострадания: «Страдания действовали на меня, словно волшебное заклятие, стирающее всякую разницу между друзьями и незнакомцами»[76].

Глава двадцать шестая

Весна незаметно приближалась, и природа замерла в межсезонье, снег растаял, и днем невысокие растения в саду, подстриженные по-городскому, приободрялись, но ночью землю снова сковывало морозом, и в лунном свете дорожки превращались в сверкающий серебром каток. Животные, впадающие в спячку, пока еще лежали в подземных норах, свернувшись клубком, дожидаясь, когда закончится период неопределенности. Люди и животные на вилле чувствовали, что световой день увеличился, а когда в дом задувал порыв ветра, он нес с собой сладкий запах мха, исходящий от пробуждающейся земли. Нежно-розовая дымка набухших почек на верхушках деревьев была верным признаком того, что весна торопится прийти точно в срок, и животный мир готовился отпраздновать ее приход ухаживаниями и спариванием, поединками и танцами, вскармливанием детенышей и усиленной кормежкой, сменой оперения и линькой – иными словами, пьянящей, пенящейся кутерьмой вернувшейся нескладухи-жизни.

Однако весна утекала в тонкую трещину во времени, которую проделала война. Для людей, настроенных на природу и смену времен года, особенно для крестьян и тех, кто работает с животными, война обнесла время колючей проволокой, заставив их жить в состоянии хронической болезни вместо подлинного времени – времени пшеницы, волка и выдры.

Заключенная в мягкое узилище своей кровати, Антонина время от времени поднималась, чтобы сделать несколько неуверенных, болезненных шагов до балкона, откуда открывалась широкая панорама и даже был слышен мощный грохот льда, трескавшегося на Висле, – литавры, знаменующие конец зимы. Из-за постельного режима движение мира замедлилось, и у Антонины появилось время полистать страницы памяти и придать новую перспективу некоторым вещам, пока другие оставались за пределами досягаемости или ускользали от ее внимания. Рысь все чаще оставался без надзора взрослых, однако она считала его «более понимающим и уравновешенным, чем полагается ребенку его возраста».

Дети постарше, из молодежных групп, помогавших подполью, появлялись у них неожиданно, и ни Антонина, ни Рысь не знали, кто придет и когда; хотя Яна предупреждали заранее, он зачастую бывал на работе, когда они налетали, словно облака, или так же внезапно исчезали. Обычно они оставались на пару ночей в Фазаньем доме, а затем снова растворялись в подлеске Варшавы, только Збышек, мальчик, который возглавлял списки разыскиваемых гестапо, задерживался на недели. Носить подпольщикам еду приходилось Рысю как наименее подозрительному обитателю виллы.

Антонина и Ян никогда не говорили о деятельности этих молодых людей при Рысе, хотя некоторые появлялись на миг, словно редкие животные, а затем таинственным образом исчезали, и, к изумлению Антонины, Рыся они вроде бы совсем не интересовали, несмотря на его обычное любопытство. Он же наверняка объяснял себе как-то их присутствие? Желая узнать, как именно, она спросила сына, что он думает об их юных визитерах, какого мнения, к примеру, о Збышеке?