Жена винодела

Она стояла у старого входа в погреба «Мезон-Шово», который теперь закрыли. Сейчас пользовались новым, более удобным входом из главного дома. Самуэль хорошо потрудился. В 1946 году он взял бразды правления в свои руки и с тех пор, принимая правильные решения и нанимая правильных людей, превратил «Мезон-Шово» в процветающую империю. Покидая поместье больше семидесяти лет назад, Инес надеялась, что доходы от него позволят оплатить обучение Давида в колледже, поддержат в начале самостоятельной жизни, возможно, помогут купить первое жилье. Так и произошло, хотя Давид понятия не имел, откуда берутся деньги. Но их оказалось гораздо больше. А к тому времени, как Самуэль и его внук оформили собственность на Оливию, она успела бы стать мультимиллионершей. Ну а поместье, будь на то ее воля, стало бы ей домом. Так должно было случиться, и только по вине Инес все становится на свои места слишком поздно. Возможно, неудачный брак с болезненным разводом обошел бы внучку, живи она в Виль-Домманж, знай все вокруг, кто она такая. Инес сожалела теперь и об этом тоже.

Она смотрела на ровные посадки «пино-нуар», уходящие за горизонт. Наверное, лоза, которую она видит, – потомок той, что так заботливо выращивал Мишель. А если и нет, все равно этот виноград несет в себе частицу его души. Здесь пролилась его кровь, впиталась в почву, стала частью земли, прежде чем нацисты успели его увезти. Этой земле он отдал все, что имел. А теперь она поможет обеспечить его внучку, которую ему не суждено было увидеть.

В тетради, переданной Самуэлю для Оливии, Инес записала все, что смогла вспомнить о Мишеле и Селин. Ее рассказ – если Оливия даст себе труд прочесть его – вдохнет жизнь в это место, и Оливия поймет: ее окружают призраки тех, кто должен был стать ее родными. Теперь, что бы ни случилось, с Оливией все будет хорошо. Инес сделала все, что могла, и теперь ей пора. Она очень устала.

С шоссе на подъездную дорогу к «Мезон-Шово» свернула машина. Инес смотрела, как она приближается, и вдруг почувствовала облегчение. Самуэль здесь, и это хорошо. Таблетки подействуют через несколько минут, а она хотела бы сказать кое-что еще.

Машина остановилась, и из нее вылез мужчина; двигался он неуклюже, медленно, с трудом распрямляя длинные ноги и помогая себе руками. Это был Самуэль – сгорбленный и неловкий, но все такой же, каким она запомнила его в свои двадцать три года. Ее друг. Единственный человек в мире, который знал, кто она такая на самом деле, знал, что она натворила, но все равно все эти годы оставался на ее стороне.

– Инес. – Он пошел к ней, опираясь на трость. – С тобой все в порядке?

– Самуэль. – Инес улыбнулась ему. Они расцеловались, как это принято во Франции, но затем он вдруг обнял ее. Оба были стары, как мир, но в его объятиях, таких знакомых, Инес, закрыв глаза, смогла на секунду поверить, что снова молода. Потом она отстранилась и указала на ближайшую скамью.

– В чем дело, друг мой? – спросил Самуэль, с тревогой заглядывая ей в глаза.

Но ответ ему не требовался. Инес поняла это по его лицу. Самуэль знал. Она перевела взгляд на виноградники, уходящие к восточному горизонту, где солнце уже начало согревать землю.

Инес надеялась, что Оливия поселится здесь. Хотя бы на какое-то время. Она видела, как смотрел на ее внучку Жюльен и как Оливия смотрела на него. Привозя сюда внучку, Инес ни на что такое не рассчитывала, но, едва увидев их вместе, все поняла – и, конечно, ей пришлось вмешаться, совсем немного, чтобы помочь Оливии преодолеть страхи, которые ее сдерживали.

Возможно, это было предопределено, записано на небесах – как и все в этом мире. Когда-то давно Инес помогла спастись дедушке Жюльена. Теперь мальчик влюбился в Оливию, и Инес видела, что сердце Оливии раскрывается ему навстречу. А значит, теперь уже можно уйти с миром, зная, что у внучки все будет хорошо, – даже если не сложится с Жюльеном. В отличие от Инес, Оливия умеет любить по-настоящему, а значит, девочка найдет свою дорогу к счастью, так или иначе.

– Помнишь, много лет назад ты рассказывал мне о французском полицейском, который застрелился на улице перед твоим домом в сорок втором, во время облавы? – Инес прислонилась к плечу старого друга, чтобы не упасть. – Тогда я не понимала, как человек может лишить себя жизни из чувства долга. Теперь понимаю.

На лице Самуэляа отразились печаль и смирение.

– О нет, Инес. Что ты сделала?

Она смотрела вдаль, замечая, как растекаются очертания предметов, как мир понемногу уплывает прочь. Время вышло. Оправдания ей не будет.

– Это надо было сделать давным-давно, – сказала она. – Я не заслужила всех этих лет, Самуэль. Это несправедливо. Не я должна была жить.

– Но ты жила! Ты выжила, Инес, и принесла много добра в этот мир. Поверь, такова воля Божья!