Жена винодела

– Но он и был виноделом, – настаивала Инес. Слова не слушались ее, цеплялись друг за друга. – Всегда им был, mon ange[42]! Он твой отец, а твоей настоящей матерью была женщина…

– Ты пьяна, мама.

Она попыталась встать, но не смогла и снова опустилась на мягкий диван. Голова раскалывалась.

– Я просто пытаюсь рассказать тебе правду.

– Прекрати, – крикнул он. Даже пьяная, она чувствовала его ярость. – Если ты не моя мать, значит, у меня никого нет, так? Значит, ты выпиваешь бутылку вина и пытаешься сообщить, что я не тот, кем всегда себя считал. Если ты хочешь мне что-то сказать, сделай это в трезвом виде.

– Но… – попыталась возразить Инес, но Давид уже повернулся и пошел в свою комнату.

На вторую попытку у нее не хватило смелости, хотя теперь она понимала, насколько легче примириться с собой, когда в организме присутствует алкоголь.

Она пообещала себе, что все расскажет Давиду. Когда ему исполнится восемнадцать, потому что тогда он сможет официально унаследовать дом шампанских вин, что следовало из хитроумных договоров, которые составил Самуэль после того, как сумел отобрать управление бизнесом у поверенного по фамилии Годар. У Самуэля нашелся талантливый друг, который подделал или изменил дату в некоторых документах, и получилось, что Инес Шово незадолго до своей трагической гибели официально передала дом шампанских вин Шово своей подруге Эдит Тьерри. «Мне следовало бы стыдиться своего участия в мошенничестве, – однажды сказал ей Самуэль, пожимая плечами, – но закон в свое время не защитил ни меня, ни вас, правда? Поэтому вернуть то, что нам принадлежит, не зазорно».

Самуэль учредил трастовый фонд для управления домом шампанских вин до тех пор, пока Инес не наберется храбрости сказать Давиду правду. Но его восемнадцатилетие миновало, а она так и не решилась. Может, когда ему исполнится двадцать один. Или тридцать. Или тридцать пять. Раз за разом она пыталась, но не могла заставить себя произнести нужные слова. И с каждым прошедшим годом это становилось все труднее.

Самуэль звонил ей раз в квартал, чтобы отчитаться, проверить, не изменилось ли что-нибудь и готова ли она привезти Давида в Виль-Домманж. Но каждый раз Инес отвечала, что не в состоянии этого сделать, а он говорил, что понимает и что продолжит управлять бизнесом вместо нее, позаботится о том, чтобы нанимать лучших виноделов Шампани, проследит, чтобы они покупали только лучший виноград с лучших виноградников. И, как прежде – начиная с 1946 года – будет перечислять половину прибыли на счет Давида, а остальное отправлять Инес, чтобы она и ее сын ни в чем не нуждались.

Инес казалось, что у нее времени еще сколько угодно. Но 3 февраля 1980 года, за полтора месяца до тридцатисемилетия Давида, среди ночи Инес позвонила его жена Жанна и сообщила ужасную новость: он погиб в автомобильной аварии.

Инес поняла, что утратила последний шанс на искупление, последнюю возможность что-то исправить. Вскоре после гибели Давида она переехала в Париж, потому что в Нью-Йорке у нее остались лишь мучительные воспоминания о том, как она растила ребенка, которого почему-то ей было суждено пережить – как и почти всех тех, кто что-то значил в ее жизни.

Она всегда будет сожалеть о том, что не открыла ему правду, но однажды, в подходящее время, все расскажет его дочери, Оливии. Ведь теперь «Мезон-Шово» принадлежит ей, и Инес осталось только набраться храбрости и один раз – последний – сказать правду. Но как это сделать, если ты лгала всю жизнь?

Глава 33 Июнь 2019 Лив

Окончательно убедившись, что бабушка Эдит выходить из спальни не собирается, Лив попыталась позвонить Жюльену, а когда он не ответил, приняла душ, перевела телефон в беззвучный режим и легла. День был долгим и суматошным, и она устала.

Лив проснулась незадолго до рассвета и улыбнулась, увидев пропущенный звонок от Жюльена. Она прослушала голосовое сообщение. «Прошу простить, что вечером не ответил на звонок, – ласково произнес из трубки его низкий голос. – Я не проверял телефон после того, как уложил Матильду. Наверное, уже слишком поздно. Прошу прощения. Я просто хотел сказать, что сегодня у меня был чудесный день и что я с нетерпением жду нашей следующей встречи. Позвоните мне утром, Лив».

Она одевалась словно в тумане, размышляя, не пригласить ли Жюльена на ужин сегодня вечером. Не слишком ли она торопит события? Может, здесь так не принято. Если уж на то пошло, может, теперь так уже нигде не назначают свидания. Увы, тут она отстала от жизни.

С улыбкой на лице Лив вышла из спальни и тут заметила, что дверь в комнату бабушки Эдит открыта, а бабушки нигде не видно. Лив посмотрела на часы – еще нет семи. Ее охватила тревога. Куда бабушка могла отправиться в такую рань?

Затем взгляд Лив остановился на кофейном столике посреди гостиной. Там лежали два конверта; один был адресован ей, другой Жюльену, оба надписаны бабушкиной рукой. Лив бросилась к столику и вскрыла свой конверт.