Жена винодела

У Инес перехватило дыхание. Она спустила Давида на пол, взяла за руку и шагнула вперед, словно хотела заслонить его своим телом. Теперь он уже понимал почти все, о чем говорили взрослые.

– Что вы хотите сказать? – прошептала Инес, не обращая внимания на кривляние и хихиканье Давида у нее за спиной.

Глаза женщины наполнились слезами, и она покачала головой:

– Какое-то время мы жили в одном бараке. Она из деревни рядом с Реймсом, да? Виль… как ее?

– Да, верно. Виль-Домманж.

– Голубушка, она умерла зимой, незадолго до освобождения. Кажется, это было на второй неделе января.

– Вы уверены? – Инес с усилием сглотнула, сражаясь с обрушившимся на нее чувством вины. – Ч-что… случилось?

– Туберкулез. По крайней мере, я так думаю. Вы же понимаете, что мы не могли пойти в больницу и узнать диагноз. – Она хрипло рассмеялась, потом всхлипнула. – В ночь, когда она умерла, шел снег, а она харкала кровью. Мы все знали, что это конец, и утром она уже была мертва.

– Но в списках умерших ее нет.

– Несколько недель перед освобождением в лагере царил хаос. Я уверена, нацисты больше занимались сокрытием своих преступлений, чем ведением документации. Кроме того, для них она была просто номером, а не человеком. Как и все мы. – Женщина покачала головой: – Иногда я завидую ей – она ушла, а мы оказались здесь, никому не нужные. Вся моя семья погибла. У меня никого нет. Иногда ночью я прошу Бога, чтобы он забрал и меня.

– Я вам очень сочувствую, – сказала Инес. – Но Селин не была одинока. У нее был ребенок.

Взгляд женщины переместился за спину Инес, и ее глаза широко раскрылись.

– Это ребенок Селин? Какая трагедия. Она говорила о сыне, но я не верила, что он выжил.

Инес оглянулась на Давида, который теперь делал вид, что его рука – это грузовик, и водил ладошкой по ее ноге, имитируя рычание мотора. Он не слышал произнесенных слов, не понимал, как они изменили его жизнь.

– Вы уверены, что это была Селин? Селин Лоран из Виль-Домманжа? Вы не ошиблись?

– Нет, – без колебаний ответила женщина. – Она иногда рассказывала о доме шампанских вин и о мужчине, которого любила.

Сердце Инес замерло.

– Да.

– Мне очень жаль, – сказала женщина. – Но теперь время восстанавливать разрушенное, правда? Пытаться построить будущее? Вы должны позаботиться, чтобы ее ребенок нашел хороший дом и любящих родителей.

Инес повернулась к Давиду, нежно поцеловала в лоб и взяла на руки.

– Maman![39] – запротестовал он, и Инес не смогла сдержать слезы. Она приучала мальчика называть себя Tante[40], объясняла, что его мама скоро вернется, но он все равно иногда называл ее мамой.

– Мой дом станет его домом. – Инес снова повернулась к женщине. – И я буду любить его всем сердцем – до последнего вздоха.

– Вот и хорошо. Значит, теперь его мать – вы, – сказала женщина и растворилась в толпе прежде, чем Инес успела спросить, как ее зовут.

Инес с Давидом продолжали каждый день приходить в центр приема депортированных в «Лютеции», пока тот не закрылся, – на всякий случай, в слабой надежде, что женщина ошиблась. Но Инес понимала, что пытается отрицать очевидное. Когда фотографию Селин сняли с доски объявлений о пропавших, Инес в последний раз вышла вместе с Давидом из дверей «Лютеции», твердо решив начать новую жизнь, в которой уже не будет места волшебным сказкам о матери мальчика и в которой у него останется только одна женщина – та, что не заслужила, чтобы единственной остаться в живых.

Инес возвращалась в Реймс только один раз, в 1946 году, и только для того, чтобы удостовериться, что «Мезон-Шово» не продан и по-прежнему принадлежит ей. Она намеревалась посетить месье Годара, поверенного, с которым подписала договор после гибели Мишеля, но по пути с железнодорожного вокзала – трехлетний Давид топал сзади, держась за ее руку и стараясь не отстать, – увидела табличку на скромной двери дома на улице Трезо. «Адвокатская контора Самуэля Кона». Есть ли хоть малейший шанс, что это тот самый молодой юрист, которого они с Эдит помогли спрятать в 1943 году? Может, судьба пощадила его, как и ее?

Инес взяла Давида на руки и вошла. У самого входа сидела юная секретарша, которая вопросительно посмотрела на нее:

– Я могу вам чем-то помочь, мадам?

– Мне нужно увидеться с Самуэлем Коном, – решительно сказала Инес.

– Как вас представить?

Сердце Инес затрепетало.

– Старая знакомая.

Секретарша поджала губы, услышав столь неопределенный ответ, но все же проскользнула за закрытую дверь в контору, а через секунду появилась снова и пригласила Инес войти.

Инес не верила в чудо, пока не завернула за угол и не увидела у большого письменного стола знакомую фигуру – с их последней встречи Самуэль совсем не изменился. Его глаза широко раскрылись, и он поспешил отпустить секретаршу.

– Инес Шово? – Самуэль бросился к ней и расцеловал в обе щеки. Потом стал рассматривать, не веря своим глазам. – Не может быть! Мне сказали, что вас нет в живых!

– В определенном смысле это так. Теперь я Эдит Тьерри.

– Но настоящая мадам Тьерри…