Жена винодела

Хотя Мишель по-прежнему добросовестно исполнял свой супружеский долг раз или два в месяц, он никогда не желал Инес с такой страстью. В самом начале брака их близость была нежной и сердечной, сейчас стала в лучшем случае поверхностной: муж время от времени оказывал жене услугу из чистой вежливости. А поскольку Мишель был единственным мужчиной в жизни Инес, она пребывала в печальной уверенности, что близость всегда будет ощущаться только так и никак иначе.

Но Антуан ее хотел, был поглощен только ею, а не уносился в мыслях куда-то к предстоящим важным делам, которые считал слишком сложными для ее понимания. Инес видела это по неторопливым движениям его длинных пальцев с тщательно ухоженными ногтями, расстегивавших пуговку за пуговкой на ее платье; читала во взгляде его глаз; ощущала в прикосновениях, когда он освобождал ее тело от нижнего белья. Потом он нежно погладил ей плечи и вновь прильнул к ее губам. Она знала, что не должна себя так вести, но тело впервые в жизни стояло на своем: не останавливайся, это именно то, чего тебе не хватает!

Поэтому когда все, что раньше было на ней надето, грудой лежало на полу, а он ненадолго оторвался от нее, чтобы спросить: – Инес, могу ли я пригласить вас в постель? – она, лишь мгновение поколебавшись, ответила согласием. Только раз, пока Антуан бережно вел ее в спальню, Инес кольнула мысль о Мишеле. В следующий миг она и думать о нем забыла и целиком отдалась утонченным ласкам другого мужчины, мастера любовной игры. Наконец Антуан заснул, крепко держа ее в объятиях, как драгоценность, с которой не мог расстаться.

Глава 16 Июль 1942 Селин

После того февральского утра, когда она, разбив в ярости тарелку, укатила в Реймс, Инес регулярно, раз в две недели уезжала из Виль-Домманжа в гости к Эдит. Селин всякий раз вздыхала с облегчением: можно не беспокоиться, что Инес неправильно воспримет невинный разговор с Мишелем или сорвет рабочие планы целого дня непредсказуемой реакцией на какой-нибудь пустяк.

Да и Инес сделалась куда спокойнее и приветливее, отчего и всем остальным стало полегче.

– Из Реймса она возвращается другим человеком, – восхитилась Селин в разговоре с Мишелем, когда оба работали в погребах. – Какое-то волшебство.

– Видимо, так на нее действует общение с Эдит. – Мишель чуть улыбнулся. – Они подруги с детства, Эдит для нее – самый близкий человек.

– После вас, – напомнила Селин.

– А, да, – спохватился Мишель, – конечно.

Интересно, подумала про себя Селин, неужели эта мысль пришла ему только теперь? Ведь пропасть между ним и Инес в последнее время, казалось, стала шире. А вот вежливой дистанции, которую изначально соблюдали они с Селин, давно уже не существовало, они были настолько близки, что к середине июля Селин набралась храбрости и вновь попросила у него разрешения помочь ему в борьбе против нацистов.

– Нет, – отрезал Мишель. – Исключено. Если немцы что-то заподозрят, есть какой-то шанс, что они удовлетворятся объяснениями от меня – или от Инес, или от Тео. Но вы…

Она прикусила губу.

– Я наполовину еврейка, так что меня будут рады депортировать.

– Мы не можем так рисковать.

– Как вы не понимаете? Ведь именно поэтому я и не могу сидеть сложа руки. К тому же в деревнях евреев пока не трогают, правда же?

Но уже в ближайший понедельник немцы прочесали Шампань в поисках евреев, рожденных вне Франции. Сорок три человека, единственное преступление которых заключалось в происхождении, были арестованы. Эти облавы последовали за массовыми арестами в Париже три дня назад – там схватили тринадцать с лишним тысяч евреев, в том числе больше четырех тысяч детей.

Сознание отказывалось верить в такие ужасы, но к концу недели пришли новости пострашнее. Источник Мишеля сообщил, что семь тысяч евреев тайно вывезены из Франции и отправлены в концентрационные лагеря где-то на востоке. Селин боялась, что туда отправили и ее близких: с того дня, как Луи сообщил ей об аресте отца и деда с бабкой, никаких сведений о них не было.

– Тебе, думаю, ничего не угрожает, – сказал Тео. Они с Селин лежали в постели, но сна у обоих не было ни в одном глазу. – Ведь это касается только евреев, которые родились за границей.

– За границей, – безжизненным голосом повторила Селин. – Как мои родные.

– Ничего не известно, – ответил Тео, – может, они в безопасности.

– Никто больше не в безопасности.

Тео не знал, что они арестованы, но Селин-то знала. И вряд ли их оставили в тюрьме – немцы каждый день наращивают темпы депортации. Вопрос лишь в том, что станет с ними там, на востоке. Отец еще сравнительно крепок, у него есть шанс выдержать непосильную работу в трудовом лагере, а его старики-родители? Особенно бабушка.

Тео помолчал.

– Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Хорошо, что было темно и он не видел выражения лица Селин.

– Ты ничего не сможешь сделать, Тео, если они придут за мной.

– Я буду драться.

– И погибнешь. В этом нет никакого смысла.