– А, так вот в чем дело! Ты хочешь защитить не меня, а винодельню?
– Я этого не говорил. Но неужели ты готова погубить «Мезон-Шово» только ради того, чтобы сделать по-своему?
– Она останется, – тихо и твердо прозвучал за их спинами голос Мишеля, и Селин резко обернулась. Сколько времени он уже здесь простоял и что успел услышать?
– Но… – Тео протянул руки вперед.
– Она останется, – оборвал его Мишель, – если таково ее желание. Здесь всегда найдется место, где мы сможем о ней позаботиться. Понимаете?
– Отлично понимаю. – Тео сжал зубы. – Извините.
Он вошел в дом и захлопнул за собой дверь, оставив Селин и Мишеля снаружи.
– Мишель, я… – начала было Селин, но Мишель покачал головой, останавливая ее.
– Вы будете здесь в безопасности, Селин, – проговорил он, глядя ей прямо в глаза. – Клянусь, я буду защищать вас даже ценой собственной жизни.
Глава 17
Лив
Лив три дня подряд думала о разговоре с Жюльеном и о том, как проговорилась насчет его привлекательности, а потом стала задавать ему бестактные вопросы, и с каждым днем чувствовала себя все большей дурой.
– Я не хандрить тебя сюда привезла, – сказала бабушка Эдит за завтраком. – И если ты мне скажешь, что продолжаешь думать об Эрике, придется лишить тебя наследства.
Лив, которая в этот момент методично раскручивала взятый с подноса круассан, заставила себя улыбнуться. Она сидела в пижаме, в то время как бабушка Эдит уже успела облачиться в элегантные черные брюки, белую блузу и красные туфли без каблуков – под цвет ее губной помады.
– Нет, я думала не об Эрике.
– Тогда о ком? Я знаю этот взгляд. Так смотрит женщина, которая влюбилась в мужчину.
– Что? Нет. На самом деле я думаю о твоем поверенном. Но не в том смысле.
– О Жюльене? – Ответ, похоже, пришелся бабушке Эдит по душе. – А почему бы и не в том смысле? Он же красавец, а? А ты не перестанешь терзать круассан? Ей-богу, Оливия, мать ведь не в хлеву тебя растила?
Лив послушно отложила круассан и стряхнула с пальцев крошки, чувствуя себя провинившимся ребенком. Поднесла к губам чашечку кофе.
– Итак, почему Жюльен Кон владеет твоими мыслями, если причина не в безупречной форме его задницы? – с невинным видом спросила бабушка.
Лив поперхнулась кофе.
– Бабушка Эдит!
– Что? Я еще не умерла. Так ты ответишь на мой вопрос?
Лив вздохнула:
– Жюльен просто очень точно мыслит, вот и все.
– Конкретнее, дорогая, я не могу слушать тебя весь день.
– Он только… он задал мне вопросы насчет моей жизни. О том, чего бы я для себя хотела. И это заставило меня задуматься о том, как, возможно… – Она сделала паузу. – Может быть, мне надо, пока не поздно, собраться с мыслями и понять, что за жизнь мне на самом деле нужна.
– О, – бабушка Эдит удовлетворенно отхлебнула кофе. – Кажется, у Жюльена и голова неплохая, не только задница.
Лив посмотрела на бабушку:
– Но, боюсь, я наговорила ему лишнего. Он просто вел вежливую беседу, а я разболталась об Эрике, о детях, о том, как бросила работу. Какая-то ерунда. Наверное, я его здорово напугала.
Бабушка подняла бровь:
– Оливия, дорогая, приличной женщине не пристало выставлять напоказ свое нестираное белье перед первым встречным. Но тебе повезло. Ты не напугала Жюльена – по крайней мере, мне об этом ничего не известно. Ему просто понадобилось на несколько дней отлучиться в Париж по делу.
– А ты это знаешь, поскольку…
– Поскольку это дело он ведет от моего имени. – Бабушка взглянула на часы. – Вообще-то он вот-вот будет здесь. И не знаю, как у вас в Америке, но здесь, во Франции, принято появляться перед гостями одетыми и с каким-никаким макияжем.
Лив вскочила:
– Почему ты не сказала мне, что он зайдет?
– Я не знала, что это для тебя так важно. Кстати, – любезно добавила бабушка, когда Лив уже закрывала за собой дверь спальни, – у тебя в волосах крошки от круассана.
Спустя пятнадцать минут Лив, надев черное хлопчатобумажное платье и вычесав крошки из волос, вернулась в пустую гостиную. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что бабушка и Жюльен вышли на балкон и разговаривают там. Она сделала несколько шагов в сторону стеклянных дверей и собралась уже присоединиться к собеседникам на балконе, но услышала свое имя и, удивленная, остановилась послушать.
– Я не хочу выходить за рамки своих полномочий, – говорил Жюльен, – но думаю, вам необходимо сказать Лив правду. Это изменит ее жизнь к лучшему.
– Что вы понимаете? – ласково произнесла бабушка Эдит. – Сколько вам лет, двенадцать?
– На самом деле сорок четыре, – невозмутимо ответил Жюльен и чуть улыбнулся. – Возможно, если Лив узнает, кто она, это поможет ей прямо сейчас.
– Вы правы, конечно. Но всему свое время. – Бабушка резко направилась назад в гостиную, но при виде Лив остановилась:
– Ты давно здесь стоишь, Оливия?
– Э-э, только что вышла из своей комнаты, – непонятно зачем соврала Лив.
Бабушка сощурила глаза:
– Не согласишься ли проводить Жюльена? – И, не сказав больше ни слова, она скрылась в своей спальне. Дверь за ней захлопнулась.