– Инес, ты спасла Селин. Ты спасла ребенка.
Инес замерла на пороге.
– Иди, – прошептал Мишель, и она с удивлением заметила слезы у него на глазах. И только потом, когда она оставила кучу окровавленной одежды у двери и голой легла в постель, Инес сообразила, что ей даже не пришло в голову утешить мужа, облегчить его страдания, обнять его и пообещать, что все будет хорошо.
Может, от понимания, что добром это не кончится, а слова бессмысленны? Или от собственной опустошенности – она лишилась всего, что составляло ее суть? Эти вопросы не давали Инес покоя, пока она не провалилась в сон – глубокий, без сновидений.
Три дня и две ночи они провели в тревожном ожидании, почти не замечая друг друга и вздрагивая от звука любой проезжавшей по шоссе машины. Казалось немыслимым, что за жизнь Рихтера не придется платить, но с каждой прошедшей минутой в Инес крепла вера в то, что немец, возможно, никому не сказал, куда он поехал на велосипеде, и никто не догадается проследить его путь до «Мезон-Шово». Может быть, существовали и другие женщины, которых он домогался, которым угрожал и которых пытался изнасиловать. Есть вероятность, что коллеги Рихтера даже не знали о Селин и о том, что именно ее формы и запретность стали смертельной наживкой для жестокого животного.
Рана Селин начала заживать; неровные края сомкнулись, на их месте образовался темный и твердый рубец, но воспаления, по всей видимости, не было. Инес знала, что шрам всегда будет напоминать Селин о той ужасной ночи, но плод в ее чреве по-прежнему шевелился. Она ходила с отрешенным лицом и темными кругами под глазами, но, похоже, утешалась тем, что с ребенком все хорошо. Инес радовалась, что спасла жизнь по крайней мере одного невинного существа, но даже эта гордость не могла заслонить предчувствие надвигающейся бури.
На третью ночь Инес внезапно очнулась от глубокого сна без сновидений и обнаружила, что место на кровати рядом с ней, где спал Мишель, пустое и холодное. Она села, чувствуя, как бешено стучит сердце. Было около полуночи.
Инес выскользнула из-под одеяла, зажгла лампу, надела пальто, ботинки и вышла наружу. Залитая лунным светом местность была неподвижной и безмолвной – ни намека на присутствие немцев. Значит, Мишель не объясняется с оккупационными властями. Но где же он тогда? Мишель обещал приостановить свои контакты с подпольем до тех пор, пока не уляжется суматоха, вызванная исчезновением Рихтера, но что, если он солгал? Инес внимательно оглядела виноградники, дорогу, а затем ее взгляд остановился на входе в погреба. Из-под закрытой двери пробивался слабый луч света, и Инес тут же поняла, что ее муж там, под землей. Она почувствовала, как изнутри поднимается волна гнева: как он посмел в такое время подвергать еще большему риску их всех? Особенно Селин?
Инес решила вернуться в постель и поговорить с ним утром, но поняла, что все равно не уснет. Поэтому она плотнее запахнулась в кофту, словно облачаясь в доспехи возмущения, и поспешила к входу в погреба, готовясь отчитать мужа за пренебрежение их безопасностью.
А что, если Мишель просто не мог заснуть и пошел посидеть в погребах, чтобы успокоиться? Спускаясь по винтовой лестнице, Инес немного остыла. Ведь она сама не раз и не два поступала точно так же, и это лишь доказывает, что ее муж – обычный человек. Может, не стоит ему мешать. Но она уже была под землей, а из дальней камеры в правом коридоре доносились какие-то шорохи. В конце концов, она может просто успокоить Мишеля. Стать для него светом в этот полночный час.
Она шагала бесшумно, не желая испугать его, а когда миновала последний поворот к камере с тайной комнатой, где Селин недавно помогала ей прятать Самюэля и Рашель Кон, уже поняла, что скажет ему.
Но Мишель не плакал, не был погружен в раздумья и даже не складывал оружие в бочки. Он лежал на полу среди скомканных одеял – на ком-то, кого страстно целовал.
Инес вскрикнула; звук ее голоса разорвал тишину, и Мишель повернул голову. На его лице застыла маска ужаса. Он с трудом поднялся, прикрываясь одеялом, и принялся искать брюки. Его лицо стало красным.
– Инес, пожалуйста, я все объясню, – багровея, пробормотал он.
Но Инес смотрела не на Мишеля. Ее взгляд был прикован к той, что была под ним.
–
Женщина схватила одеяла, пытаясь прикрыть обнаженные груди, набухшие и нежные, и бледную кожу огромного живота. Инес не могла поверить своим глазам. Неужели Мишель мог изменить ей с той, которую она знает и которая притворялась ее подругой? И при том что Селин носит под сердцем ребенка Тео! Это было невозможно представить.
Но затем яркой вспышкой пришло осознание. Неужели она была настолько слепа?
– Этот ребенок… – Она повернулась к ошеломленной Селин, которая все еще не произнесла ни слова. – Он Мишеля, так?