А вот раздражение и брезгливость — очень ярко и ясно.
— Эм, Мираэль, милочка… А вы так перед мужем каждый день ходите, да? — произносит кто-то насмешливо, — А не боитесь?
— Чего именно, дамы? — внезапно разносится по гостинной вкрадчивый, но звучный мужский голос, — Чего моя супруга должна бояться?
Раз — и глаза всех женщин, в том числе и Миры, смотрят на стоящего в арке Аттавио Тордуара. Подобранного, как хищный зверь перед прыжком, и с без намека на улыбку поджатыми губами. В расстегнутом камзоле и медленно стягивающего с ладоней перчатки. Рядом стоит и держит шляпу и трость Дэниэль, который принимает и перчатки и сразу же, поклонившись, отходит.
— Господин граф, добрый день! — первой обворожительно улыбается баронесса де Маро, — Вернулись с работы? Уже? Выглядите прекрасно!
— И как дела нынче на бирже? — поспешно спрашивает Вуалье.
Два — граф оглядывает ее, строго и холодно, и с сестры прокурора до странного быстро слетает вся ее самоуверенность, и она даже бледнеет.
— Не вашего ума дела, — грубо отвечает мужчина, заставляя ту даже побледнеть. — В целом, вам и тут делать нечего, вообще-то.
— Аттавио… — шелестит Мираэль, вроде пытаясь и остановить мужа, чтобы тот не сказал еще что-нибудь грубое, и в то же время — безмерно радуясь, как тот своевременно появился.
— Дамы, прошу простить, — кивает граф, — Но мне нужна моя жена. А вам уже пора. Мираэль?
Одного имени, произносенное супругом, ей достаточно, чтобы мягкое тепло растеклось по телу, а ноги сделали шаг навстречу.
— Всего доброго. Не задерживайтесь, — кивает Аттавио, когда та оказывается рядом, и Мира вкладывает свои пальчики в его слегка протянутую ладонь.
И так как он действительно поспешно уводит ее, супруги, разумеется, уже не слышат, как Жанна Тоцци говорит:
— Вы видели? Нет, вы видели?! Как он… как он… ух!
— Не знаю, что вы там увидели, Жанна, — морщится баронесса, — Но повел себя граф неприлично! Опять! Да что он себе позволяет?!
— То, что позволял всегда… — негромко и оценивающе говорит одна из женщин, и в ее голосе слышатся странные нотки — не то раболепия, не то восхищения, — Полную независимость и наглость, как будто ему действительно позволено все…
— Нет, дамы, — заключает Тоцци, поднимаясь и стряхивая крошки с верхней юбки. Шумное обсуждение не помешало ей отказаться от чая и лакомств, которых она успела проглотить аж три штуки, — Это называется мужская власть. На этот раз — обоснованная и понятная.
Вряд ли дамы правильно понимают фразу, брошенную обычно хабалистой женщиной. Но что-то действительно заставляет их быстро последовать ее примеру, а после собраться и поспешно покинуть особняк Тордуаров.
— И как много ты услышал? — спросила Мираэль у мужа, провожая того аж до спальни и заходя следом. Да и не смогла она сделать иначе, ведь Аттавио по прежнему держал ее за руку.
— Уверен, недостаточно. Какого черта они тут забыли?
— Если тебе интересно — я их не приглашала. Сама удивилась. И потому оказалась совершенно не готова к их приходу.
Оглянувшись, Аттавио быстро и равнодушно мажет по ее платью взглядом и тут же начинает разоблачаться. Мираэль не сразу, но помогает — забирает его камзол и вешает на спинку кресла, помогает расстегнуть запонки и принимает галстук.
Одновременно она продолжает оправдываться:
— Я на кухне была. Тесто месила. И переодеться просто не успела.
— Успокойся, — бросает Аттавио, — Мне не нужен твой доклад, я и так все прекрасно понял. Пойдем.
— А? Куда? — Мира непонимающе глядит на мужа, который уже шагает в сторону постели и дальше, к двери ванной.
На ходу стягивает жилет и рубашку и небрежно бросает на кровать.
И действительно заходит в ванную комнату.
— Мираэль! — требовательно зовет оттуда Аттавио.
Смутно догадываясь, что от нее ждет мужчина, и поборов смущение, Мира действительно спешит следом.
А дальше — все как в тумане…
Забывается все — и появление благородных дам квартала Санженпэри, и их двусмысленные разговоры. Собственное раздражение и неудовольствие.
А вот подчиниться напору и решительности мужа очень приятно и уже привычно. Хотя она все-таки недоумевает и потому спрашивает:
— Прямо тут?
— У тебя волосы в муке.
— Так мне надо просто помыться…
— Совместим приятное с полезным. Ты же не против?
О нет, она не против…
Ей нравится…
Очень нравится, как Аттавио привычными и умелыми движениями стягивает с нее одежду, а потом помогает забраться в ванную.
Нравится смотреть, как тот снимает остатки собственной одежды, пока сама она настраивает температуру и напор воды, чтобы наполнить ванную.
И уж точно очень нравится, когда, присоединившись к ней, сразу обнимает и притягивает к себе, чтобы она оказалась верхом на его бедрах, и набрасывается на ее губы.
Очень быстро грудь и живот наполняются тяжестью… От жадных и глубоких поцелуев распухают губы… А сама она обнимает мужа за голову и прижимается теснее, трясь кожей о кожу мужа, и ерзая своей промежностью на его наливающейся кровью и силой плоти.
— Ты не против? — повторяет Аттавио тихо, на секунду оторвавшись от нее.
— А должна?
— Не боишься?
— Ну ты же не сделаешь мне больно, правда? Ты обещал.