Женя Колбаскин и сверхспособности

Мелочь там всякая носилась по школе, типа, в доганялки сверхбыстрые играли. Те, кто летал, тоже соревновались в кто кого обгонит. Сверхсильные сбились в маленькие кучки и хвастались своей бицухой друг перед другом, или же в армрестлинг фигачились. Те, кто мысли умел читать, всё обсуждали кого-то и посмеивались, то над тем, то над другим. Любовники-обольстители или как их там правильно-то назвать, искали себе жертв. Димон опять сидел с какой-то новой фифочкой и что-то ей активно втирал. Невидимки тоже сформировали свою группу. Об них, короче, все время кто-нибудь, да стукался, и возмущался, а они в ответ его ругательствами обсыпали. Эти огнепуляльщики и ледышки спорили все время и дуэли, типа, устраивали. Выясняли, кто круче. Были и приколисты тоже. У одних, у которых регенерация была сверхбыстрая (к ним и Ванька относился, хохмач этот недобитый). Они, значит, че делали. Подбегали они неожиданно к девчонкам, и палец там, или даж руку ножиком резали. А там кровища такая, как будто. Девчонки, естественно, визжат и пищат, а у них все сразу и заживает. Но долго они не веселились, потому что неожиданно завуч появилась, и всех их позабирала к себе. Были и такие, которые предметами, управляли. Им очень нравилось скамейки поднимать вместе с людьми и смотреть, как они визжат. Были еще те, кто силовые поля создавал. Идет, значит, кто-нибудь так спокойненько вообще. Идет себе, идет и — бац — врезается со всей силы башкой во что-то и отлетает. А во что врезался, от чего отлетел, неизвестно. То есть, вы поняли: забавлялись там, кто как мог.

Ну вот, прозвенел звонок, и мы начали заходить в этот ужасный кабинет физики. Холодно там было, как обычно. Физичка как увидела меня, глаза свои сразу округлила и брови вскинула наверх. Удивилась, видать, очень, че я приперся сюда вообще.

— Колбаскин, ты что здесь делаешь? Тебя освободили от занятий. У нас сейчас сложная контрольная, все равно два получишь, можешь идти.

— Нет, — говорю, — спасибо вам Наталья Дмитревна за заботу, но я останусь и напишу контрольную. Я же все-таки с первого класса в этой школе учусь, так что имею на это полно право.

Высказал я ей это, а она еще пуще выпучилась на меня и говорит таким ослабшим голос:

— Хорошо, садись тогда.

Мы все и уселись.

— Ручки и черновик оставить, все остальное убрать. Увижу, что кто — то списывает, быстро в окошко вылетит.

— А если кто летать не умеет? — спросил Ванька, и на меня посмотрел, и заржал.

— Научится, — сказала физичка и начала раздавать свои тетрадки для контрольных.

А она, короче, была повернута на этих тетрадках. Они у неё обязательно должны были быть: одноцветные, без рисунков, в обложке, с ровными уголками и нельзя было корректором ничего замазывать, только аккуратно зачеркнуть и сверху правильно написать. В общем, маразматизм полнейший. Да, и еще надо было обязательно писать только синей шариковой ручкой. Гелевой нельзя, а черной, тем более. Бзик какой-то. Я так однажды черной ручкой контрольную написал, а она заставила меня всю тетрадку заново переписывать, за весь год почти. А разница-то какая? Черная, синия, слова-то и цифры одни и те же.

Так вот, она, значит, подошла ко мне и тетрадку эту бросила чуть ли не в рожу.

— На, пиши, — говорит. — Ручка синяя?

— Да, — отвечаю и показываю ей пять синих шариковых ручек. Ну а че? Несколько запасных взял на всякий пожарный.

Раздала она потом варианты эти, а я сразу на все задачи глянул и думаю: «Все, опять опозорился». Но все равно как бы начал их решать.

Сижу я такой, морщу лоб, мозги напрягаю и вспоминаю, о чем я вчера думал, когда физику эту читал. И начал, значит, вспоминать, что думал о том, и о сем (о всем, кроме самой физики), а рядом с этими мыслями, слова и формулы из учебника стоят. Вот таким макаром я как-то всё и решил, что смог, конечно.

Сдали мы тетрадки в конце урока. Физичка их, вообще, всегда потом проверяла и на следующий урок говорила оценку. А тут она вдруг начала ковырятся в стопке с тетрадями, и вытащила мою, и как начнет ее читать лихорадочно, головой водит туда-сюда, и за башку аж хватается. Дочитала она, и медленно так тетрадь поверх стопки кладет, и медленно-медленно голову на меня поворачивает, а на лице у нее чуть ли не гримаса ужаса.

— Четыре с минусом, Колбаскин, — сказала она и плюхнулась на свой стул.

Все такие сразу зашелестели, зашептали и на меня уставились изумленно, тип, я не контрольную по физике на четыре с минусом решил, а, типа, я — Ньютон какой-то, и еще, короче, штук десять новых законов запилил по-быстрому.

И прикиньте, че потом было? Ларик встал, значит, такой со своей первой парты, повернулся ко мне, и хлопать начал. Ну знаете, типа, как в фильмах бывает. И остальные тож встали, даж Ванька этот, и тоже начали хлопать мне. А училка сидит и чуть ли не плачет. А я стою, как дурачок, и улыбаюсь, и поклончики маленькие делаю. Вот такая вот ерунда и происходила у нас.