Жених и невеста

— Напрасно отсаживаешь…

Помолчала. Попросила с осторожностью:

— Держал бы язычок накороче… Лучше по-доброму ну чего не пойти в правление да не выхлопотать себе поручение? Возьмéшься учить, как работать на том тракторе. Как в холе держать. Не робь. Век не промучишься. Меня не тяжелей, что собаку натренировать…

Сполоснулся Валера мой до пояса.

Наладилась я вытирать со спины, что и раньше всякий раз делала, когда позывало подсластиться.

Видит такую мою заботу-ласку, говорит с усмешенькой:

— Не распускай, павушка, перья… Всё одно я твоему чоху не здравствую. Не суну свой единственный в наличности скворечник[8] в это рисковое ярмо.

— А как знаешь!

Хватила я его в досаде полотенцем по мослам. А обтирать не бросаю. Со злости до костей тру-терпужу.

— Только, — стращаю, — смотри. Доломаешься… Схлопочешь ещё от бабы шишку на горб. Вот сбегаю в правление к Петруне Золотых. Резоны твои отсталые кину ему в глаза. Попомни, пустоумник ты, ко́щее слово моё. Наведается он к те в загорбок. Покажет, как благое женино хотение в клещи брать!

Слушал мой да знай всё хорохорился. Всё скалился.

— Напугала! Не стало во мне и души! Да хоть к трём председателям иди…

— Ну и враг с тобой! Пойду!

Подмечаю, не в полной уверенности, надвое как-то заговорил:

— Ну и иди, иди… Что ещё?

— А то… Не красивит тебя бычиная упрямь. Ну как чёрт в ступе толкёт. Ничем его не усахарить… Не хошь своей волькой… В непременности вот пойду!

— Дорожка тебе мытым асфальтом!

Пошла раз.

Сдвига никакого.

Пошла два.

Копотуну моему на вид…

Ага, зачесал, где не чесалось…

Смерть до чего не хотел. А снял, а скинул-таки с себя пустую спесь. На попятки отступил.

В прицепщицы взял.

Как мой Валера ни мят крутыми долгими годами, всё одно не повыпустили годы из его рук силу. Не позасыпали пеплом жар в душе…

Только это в сев выедем красной зорькой за околицу, он тебе, ёлки-коляски, лабунится целоваться.

А я не будь простуха, проценты с такого дела стригу.

Заносит руку на плечо…

Я мигом эдак со смешком отшатнусь в бочок.

Глазами на руль:

— А дашь?

Кивает он:

— Дашь.

— Дашь на дашь пойдéть.

Поцелуемся…

В светлом довольстве отсаживается не на сам ли край тарелки-сиденья с дырочками, даваючи теперь на нём полный мне простор.

Теперь я веду наш «Универсал» до самого места.

Я при главном деле, и муженёк не без дела.

Покачивается под локотком у меня, на пташек вроде по сторонам поглядывает, горлопанистых петухов со всех трёх закраин знай в почтении слушает — у нас как раз сходятся воронежские, курские, белгородские земли, — а сам всё время сторожко держит в наблюдении мою ездку.

Как что не так я — сразу подсказки, советы…

С большой охоткой входит в бесконечные пояснения. Только кинь ему на наживу хоть малый какой вопросишко тракторный.

Свои пояснения наторелой трудила[9] прочно крепит поцелуями, отчего мне помилуй как ясно всё…

Приедешь в поле, власть снова меняется…

Сев.

Любо-дорого поглядеть, что за тракторист у меня Валера. Землюшку чует колёсами. Как голой ногой своей.

Работа у такого не плесневеет. Горит!

Бывало, обернётся. Я ему в отметку большой палец выставляю. А он вроде того и не в радости.

Остановит трактор, бежмя ко мне.

— Давай поруководи, — показывает на руль. — Передохни минутушку какую. А я на бойком на твоём местечке повоюю с мешками.

Неловкость заедала Валеру.

Всё не мог присмириться, как это — мужик сиди-прохлаждайся за рулём, а баба чувалы с семенником нянчи.

Подсяду я к рулю и только к вечеру уже, как ехать домой, вспомню, что менялись-то мы на минутку. В сев недосуг и носу утереть!

Ученица я выявилась не пустоколосая какая. Скоро взяла все «универсаловы» университеты.

Сдала всё комиссии ладком.

Время отсаживаться на свой трактор, а трактора нет как нет. Жди-пожди, Марьяна Михална. Да так не с год ли и работала с Валерой напару.

Я не выгораживала себе трактористова трона. Валера, жалеючи меня, сам в прицепщиках у меня бегал.

Наконец и мне дали «Универсал». Правда, старенький. Недели полторы Валера с ним возился.

— Ну, — говорит, — приготовьтесь, мамзель. Взавтре ваш самоличный выезд. К завтрему доведу. Друг за дружкой постреляем в поле. Как на майскую демонстрацию!

— А давай-но взавтре в обед не на стан — в загс прямо на тракторах!

— Ей-бо, — вздыхает, — ты у меня какая-то непонятная.

— А буду вся наружу, буду вся понятная… Тогда я уже не баба буду.

— Мда-а… Логика бабы — в отсутствии всякой логики.

— Ну, это как хошь считай… А загс что, отпихнем до лучших дней?

— Как так?.. Чем тебе не угодил завтрашний день?

Вечером доила я корову.

Ветром вбежал в катух Валера.

— Вставай, Марьяна! Вставай! — тянет за плечо кверху.

— Кончу доить… Тут не заночую.

— Да вставай же! Пошли!

— Куда ещё пошли?

— Куда, куда… Говорят, пошли, значит, пошли…

Чем лучше я вслушивалась в его голос, тем все ядрёней слышала смятение, тревогу, смертную слышала беду.

Поднялась духом, заглянула в лицо. Какое-то чужое да синее, что ли, будто на льду Валера посидел мой.

Не стала ничего спрашивать. Пошли.

Он впереди, я следком.

Идём молчим. У самой душа не на месте.