Жених моей сестры

Когда я возвращаюсь домой, то сразу юркаю в свою комнату и даже отказываюсь от ужина под предлогом того, что болит голова. Мне кажется, если родители на меня посмотрят, то сразу увидят все то, что со мной сегодня происходило. И поэтому я не хочу показываться им на глаза. Хотя бы не в этот вечер!

Нет сил даже рисовать. Я просто лежу на своей кровати и снова и снова прокручиваю в голове воспоминания: слишком прекрасные, чтобы быть реальными. Как Яр прижался ко мне всем телом, как мы были соединены так тесно, что я ощущала его частью себя, как он на руках вынес меня из душа, уложил на диван, а сам опустился между моих раздвинутых ног и ласкал языком до тех пор, пока я не кончила, как я сидела потом у него на коленях и целовала его плечо. Просто потому что мне хотелось.

А затем Яр вернул меня обратно в студию и уехал. Он и так сильно опоздал, ведь собирался быть в офисе к трем. А я бродила из угла в угол, счастливо улыбаясь, пока не наткнулась на зеркало, в котором отразилась девушка с сумасшедше блестящими глазами, спутанными волосами и алыми припухшими губами. И я нарисовала эту девушку, стремительными и резкими мазками, сразу в цвете, и едва успела закончить до того, как водитель позвонил, что уже ждет меня.

Эта работа тоже будет в моем портфолио. И если бы я хотела ее как-то назвать, я бы назвала «Счастье». И вообще все, что со мной сегодня происходило, это счастье. Счастье любить и чувствовать ответное желание, счастье заниматься любимым делом…

«Я могла бы так прожить всю жизнь», – вдруг понимаю я, разглядывая белоснежный, с едва заметным пятном от перламутрово-розовой краски, потолок. – «Целоваться с Яром, рисовать, а потом снова целоваться с Яром. Жаль, что…»

Я резко обрываю себя на этой мысли, потому что об этом я думать не буду. Просто не буду и все. Я засыпаю очень крепко, без снов, и встаю с первыми рассветными лучами – бодрая и отдохнувшая. Восемь дней до собеседования, двенадцать – до возвращения Лели. У меня еще очень много времени. Целая сокровищница, полная чарующих часов, сверкающих минут и драгоценных секунд. И я хочу насладиться каждой из них!

Всю первую половину дня я провожу одна в художественной студии. Пью кофе с булочками, купленными в кофейне на первом этаже, прорабатываю цветовые пятна на портрете Яра (те, в которых точно уверена) и вношу финальные штрихи во вчерашний автопортрет. Потом сижу на подоконнике, глядя на весенний город, и думаю, что пейзаж у меня бы тоже отлично получился. Яр сегодня весь день будет на работе, поэтому я могу…

Но в этот момент в дверь стучат. И мое сердце сразу обрывается, падая куда-то вниз и захлебываясь надеждой.

Я соскакиваю с подоконника, поворачиваю ключ в двери, и… о господи, да. Это он.

Я бросаюсь ему на шею, жадно дыша его запахом. Сразу нахожу губами губы, целую, а Яр глухо стонет и делает шаг вперед, закрывая за собой дверь.

– Ты же на работе должен быть, – шепчу я и не могу сдержать счастливой улыбки.

– Я соскучился, – хрипло отвечает Яр и так крепко обнимает меня, что дыхание перехватывает. – С ума сходил.

– А работа?

– Потом? Никогда? Не знаю. Я разберусь, Нют.

Я хочу предложить ему продолжить работу над портретом, раз он приехал, хочу позвать его на кофе, хочу просто поговорить с ним, но как-то само собой так получается, что мы опять целуемся, а потом я оказываюсь сидящей на столе – как в тот раз! – только теперь на мне нет ничего ниже пояса, а между моих ног стоит Яр, возбужденный до такой степени, что его синие глаза становятся почти черными.

– Не больно?

– Нет, нет, – я выгибаюсь ему навстречу. – Я хочу… пожалуйста!

У нас каждая минута на счету, не будем их терять понапрасну. У этого дня и без того осталось не слишком много мгновений.

Но мы все равно волшебным образом все успеваем: и кончить (сначала я, потом он), и посидеть, обнявшись, и поработать над портретом (бесстыдный Яр позирует мне абсолютно обнаженным, и мне стоит огромного труда сосредоточиться!), и даже погулять по весенним улицам.

Мы идем друг возле друга, даже за руки не держимся, и просто разговариваем. Как давно я ни с кем так легко и так открыто не говорила? Очень давно. Может быть, даже… никогда?

– У меня хорошие родители, ты не думай, – объясняю я, когда мы вдруг поднимаем тему семьи. – Они всегда все для меня делали: оплачивали мои уроки живописи, оплачивали английский, оплачивали все нужные мне материалы, даже самые дорогие. И вот в Лондон, когда я захотела, тоже согласились. Сказали, что оплатят и жилье, и дорогу, если я поступлю. Просто… просто я их разочаровала, наверное, понимаешь? Я не получила степень МБА, не умею вести себя правильно на всех этих приемах, не выгляжу так, как надо в наших кругах, не интересуюсь семейным бизнесом. Я не…

– Ты не она, в общем, – резко говорит Яр, когда я неловко умолкаю, не договорив. – Но тебе и не нужно быть такой, как сестра. Ты прекрасная, умная и талантливая. Они должны гордиться тобой.