Я сбрасываю вызов и, откинувшись в кресло, закрываю глаза. В последнее время делаю это часто, чтобы дать себе мыслям передохнуть. Вот так живешь тридцать шесть лет, мнишь себя аксакалом: все-то ты повидал, все знаешь, ни чем тебя не удивить, а потом за подобное самодовольство жизнь тебя сурово наказывает — дескать, и не таких умников встречали. Потому что сейчас я, умудренный опытом умник, сижу в своем любимом кресле, в котором мне годами было предельно комфортно, и ни хрена не понимаю, как быть. Вернее, «как быть» я понимаю — так же как и раньше. Жил ведь, сутками торчал на работе, осваивал новые проекты и был всем доволен. Моя проблема заключается в том, что «как раньше» меня больше не устраивает, а все то, что я считал главной составляющей своей жизни, перестало казаться такой казаться. Черт знает, как это называется: переоценка ценностей, сдвиг в мозгах, перезагрузка… Просто все как-то резко обесценилось. На бизнес-поприще я по-прежнему продолжаю побеждать, но этот вкус победы приелся до оскомины, возможно, с пришедшим осознанием того, что мне хочется с кем-то его разделить. Не с кем-то конечно, а именно с ней. У меня была масса возможностей делить свои завоевания с Ритой, просто не так хотелось. А с Машей хочется и очень. Не в привычном смысле, конечно — у меня совсем нет потребности, чтобы моя женщина вникала в мои дела. Для этого Маша слишком из другой материи соткана: я полипропилен, она тонкий шелк. Достаточно было бы сказать, что у нас есть повод отпраздновать: сходить куда-то вместе, слетать на выходные в ту же Москву или в Ниццу.
Сейчас я вдруг начинаю отчетливо видеть, что все, что я имею — какое-то сырое и недоработанное. Думаешь, что у тебя на стене висит картина, а приглядываешься — рамка без постера. И так во всем: квартира в элитной доме, но пустая; обед — это не обед, а бизнес-ланч; люди вокруг — не семья, а деловые партнеры; друзья… К счастью, друзья есть, но жизнь у них у каждого своя.
Все это я стал замечать именно с ней, а точнее в ее отсутствие. Очевидно, все, и правда, познается в сравнении, и суждено мне было об этом узнать в зрелом возрасте, когда каждая травма заживает куда хуже. Возможно, случись это чуть раньше, переживать было бы немного проще.
Я открываю глаза, тру виски и снова беру в руки телефон. Скажи мне кто-то еще полгода назад, что меня так шарахнет, ни за что поверил. Это же я, Немцов Денис Андреевич, заведующий инвестициями. У меня все четко, логично, мысли и планы расфасованы по пронумерованным контейнерам.
— Я заказал букет у вас с сайта. Нужна записка. «Жду». Да, вы все правильно поняли. Одно слово. Спасибо.
Нет больше ни четкости, ни логики. Потому что это третий по счету букет, который я отправляю для Маши, и все это мог вполне перепоручить своей секретарше — справилась бы не хуже. Но я делаю сам и планирую делать это сам и дальше. Пустая квартира, бизнес-ланчи… Хочется в жизни чего-то настоящего.
Говорят, чтобы принять неизбежное, нужно пройти все стадии: отрицание, гнев, торги, депрессию, и только потом перейти на желанный этап принятия. Последний раз я прикасался к Маше больше месяца назад, во дворе ее дома — для циника вроде меня, прошло достаточно времени, по крайней мере, для того, чтобы начать гневаться. Но гневаться у меня не получается, как я не старался. Наверное, это и есть еще одна сторона любви — когда принимаешь в ней все. В день, когда я ее увидел, она сразила меня своей непохожестью на всех женщин, которых я знал, и пусть ее решение никогда не смогло бы стать моим, я не нахожу в себе злости, чтобы его осуждать. Просто она другая, не я. Слишком совестливая, слишком привязанная к родным, слишком идеалистка. Нельзя любить человека и требовать, чтобы он был для тебя удобным.
Признаю, первые дни я был уверен, что Маша быстро сдастся. Ее чувствам я верил, а потому мне казалось, что мягкая двадцатилетняя девочка в один вечер непременно даст слабину и сама мне позвонит. Но шли дни, проходили недели, а она не появлялась. Я знаю о том, как она живет практически все. Знаю, что записалась в художественную школу, что по-прежнему исправно посещает лекции и проходит стажировку в больнице, где работает ее отец. Также я знаю, что у нее никого нет, и что ее глаза выглядят грустными. Всего этого мне не рассказывал наемный детектив — видел сам. Она снова меня удивила — комнатная орхидея, которую всю жизнь семья оберегала от малейших сквозняков, выдержала суровые морозы. Гордость в моем случае неуместна, но можно сказать, что в чем-то я ей горжусь.
Если бы у меня был психотерапевт, то он бы сказал, что я застрял в стадии отрицания. Очевидно, вера в чудеса от Маши немного передалась и мне. Не настолько, конечно. Я даю ей время на то, чтобы сохранить отношения с сестрой, но заведомо знаю, что отпустить ее не смогу. Тот еще сюрприз — в тридцать шесть обнаружить, что ты однолюб.