В комнату, где сидел претендент на пост барона, они влетели с криком: «Все на пол! Руки за голову!» Пребывающего в нирване Василия повалили, закрутили за спину руки.
— Это не он! Не цыган! — Кинулась на защиту Мария.
— А вы кто такая? — наставил милиционер в маске на нее автомат.
— Я хозяйка этой квартиры.
— А он кто? — ствол автомата уперся в грудь Василия.
— Он мой муж…
— Я — цыганский барон! — гордо вскинув подбородок, заявил Василий, чем окончательно сбил с толку группу захвата. На вопросы дальше отвечал неохотно, не скрывая презрения к милиционерам.
— Кому вы отдали или продали ваши вещи?
— Барон не опустится до торговли барахлом!
— Хорошо! Не продали. Подарили. Просто так отдали. Кому?
— Барон отдал лишние вещи своим людям! Он не имеет права жить в роскоши, если его подданные бедствуют!
— Господи! Роскошь! Лишние вещи! — всплеснула руками Мария. — Всю жизнь тянулись, чтобы приобрести их, а он — лишние вещи! Для мошенников не лишние, а для этого дурака лишние.
Выписали Василия из психушки через три месяца, столько понадобилось врачам, чтобы убедить его, что он никакой не барон и даже не цыган, а обыкновенный псковский мужик, и отец у него был псковский мужик. Василий на эти утверждения согласно кивал головой и смотрел куда-то за плечо врачу. Поскольку он был не буйный, то его передали жене со словами:
— Он для общества не опасен, а что касается «Барона», то кто из нас не «Наполеон» или «Клеопатра»? Все мы одинаковые. Только одни кричат об этом, а другие тихо радуются.
К остановке шли молча. Молча ждали автобус. Василий, прищурясь, всматривался в горизонт, где сходились небо и земля. Земля, приближаясь к небу, сглаживала по пути холмики, буераки, кочки, постепенно превращалась в ровную, как стол, степь. Мария со стороны поглядывала на мужа, но лицо его было непроницаемо, как маска циркача.
Подошел автобус. Василий помог жене подняться на ступеньку, подал ей тяжелую сумку с его вещами. Помог подняться старушке, девочке, женщине с ребенком… Марию оттеснили к середине автобуса, сдавили со всех сторон, она пыталась отыскать Василия, но его нигде не было. Хлопнула дверь автобуса, и он, скособочась, отполз от обочины на дорогу.
— Прощай, Мариула! — проводив взглядом автобус, прошептал Василий и, подняв воротник куртки, зашагал туда, где серое небо и желтая степь смыкались, как челюсти гигантской акулы.
Дождь лил с самого утра — мелкий, холодный, противный. Все затянуто низкими серыми тучами. Сигарета за сигаретой, а настроение — хуже не бывает. Прибежал продрогший Андрюшка — в целлофановом мешочке несколько рыбешек.
— Клев отличный! — возбужденно заговорил он, напяливая свитер. — Только колотун собачий! Бр-р.
— Возьми мои шерстяные носки и куртку, — сказал ему Александр, не подымаясь с кровати.
Сын полез в сумку и там наткнулся на пиалу.
— А это кому? — спросил он. — Маме?
— Дедушке, — ответил Александр, а сам с досадой подумал: «Вот же, сукин сын, надо было ему туда залезть, теперь беги за другой».
Эту пиалу он купил для Оли.
Андрюшка присел на кровать.
— Пап, смотри, какие баржи плывут, — сказал он, глядя в окно. — Интересно, с чем они? Их что, тянут? Или они сами плывут? Что они везут?
— Что погрузили, то и везут.
— А людей они возят?
— Приспичит — повезут. Чем они лучше коров и баранов?
— А почему говорят «приспичит»? При чем тут спички?
— Отстань со своими вопросами, — отмахнулся Александр. — Думай сам, не маленький уже. «Надо было договориться с Олей на случай дождя, — подосадовал. — Можно бы съездить в Чолпон-Ату, сходить там в кафе или кино». И тут, как ужаленный, соскочил с кровати: он увидел Олю. Оля быстро шла по отмосткам веранды, легкие шаги ее сопровождались скрипом не успевших отсыреть половиц. С порога выпалила, не дав Александру опомнится:
— Я прибежала проститься. Уезжаю сейчас…
— Куда? Домой? Что-то случилось? — встревожился Александр.
— Нет, ничего не случилось. Помнишь, я тебе говорила о своей подруге? Так вот она в Далинке оказалась, сейчас они приехали за мной, жить будем в «Солнечном». — Видя растерянность Александра, еще быстрее заговорила: — Вот книги и куртка. Саша, дай мне, пожалуйста, билет и квитанцию на фото, мне там будет удобнее получить.
Александр достал билет на автобус и квитанцию на фото, при этом уронил с крючка рубашку, стал ее поднимать и больно ударился локтем об угол стола, но у него хватило мужества не показать, как ему больно и одиноко.
— Сколько там за билет? — спросила Оля.
— Да ты что? — обиделся Александр и тут увидел, как внимательно наблюдает за ними сын. — Потом сочтемся.
— Да, мы же вместе в одном автобусе поедем. Пока! Андрюха, привет! — Оля махнула ручкой, повернулась на легких каблучках и выпорхнула юркой синичкой.
Дрожащая рука потянулась за спасительной сигаретой, но взгляд встретился со взглядом сына. Спички не загорались. Андрюшка глядел с какой-то жалостью, потом сказал:
— Папа, погляди-ка на меня. Почему у тебя глаза такие?
— Какие — такие?
— Грустные. И белки желтые, точечки черные у зрачка. Они тебе не мешают?