— Оля, ты мне очень нравишься, — тихо сказал он. Оля молчала, рука ее вздрагивала, — Глупо, наверное, но так.
— Ну почему же глупо? Не глупо. Только ничего хорошего из этого не получится, и во всем виновата я.
Александр посмотрел Оле в глаза и увидел, как потемнели они, стали холодными, как вода в глубине колодца.
— Не надо было мне приглашать вас сюда, плавали бы да болтали на песке о всяких пустяках… Я как-то не подумала об этом.
— Оля, дай мне свой адрес и телефон, — попросил Александр. Оля решительно отказала.
Возвращались в конце дня. Подошли к селу, когда пастух гнал коров с пастбища. Коровы шли неторопливо, нехотя уступали дорогу машинам, у ворот их ожидали меднолицые, крепконогие хозяйки с хворостинами в руках, и те послушно сворачивали во дворы и огороды.
— Не обижайся, — остановилась Оля напротив Александра, когда они подошли к дому, где Оля снимала комнату, и, еле заметно улыбнувшись, сказала: — Приходи ближе к ночи вон к тому дереву, — показала на одинокий тополь в поле.
Под тополем Оля держала руку Александра на коленях, водила по ладони пальцем, всматриваясь в линии, и почти шепотом говорила:
— Как все в природе странно устроено. Нам кажется, что мы сами себе хозяева, сами планируем свою жизнь. Ан, нет. Это всего лишь наши заблуждения. Вот линия жизни, она почему-то коротка…
— Сокол не ворон, долго не живет, — ответил Александр, прислушиваясь к ночным звукам. Если б не звонкое стрекотанье цикад, то можно было бы подумать, что ты лежишь на дне глубокого океана, где, кроме шороха песка и мерного плеска волн, нет никаких звуков.
— Сокол, вы когда на свет появились? — спросила Оля, все так же внимательно разглядывая ладонь и водя по ней своим тонким пальцем.
— В декабре проклюнулся. А что?
— А год какой?
— М-м, кажется, неурожайный.
— Они все у нас такие. Ты мне цифры давай.
— Цифры? — тянул время Александр и, чтобы не разочаровать окончательно гадалку, скостил себе два годочка, самых тяжелых в его жизни. — Тыща девятьсот сорок восемь, — сказал он и приподнялся, чтобы лучше видеть, как подействовало это важное сообщение.
— Это правда? — заподозрила по голосу ложь гадалка.
— А что, тяну на больше?
— Нет, мой сокол, выглядишь ты лучше некуда. Точность мне нужна, чтобы узнать, кто ты есть на самом деле, и предсказать твою судьбу. Я родилась в год Змеи. Вот так. А сорок восьмой, сорок восьмой… — Оля задумалась, — это, кажется, год Крысы. Если так, то у Крысы судьба должна быть интересной, потому что характер у нее весьма сложный. Змея тоже не проста: мудра, тщеславна, эгоистична, недоверчива, глубоко переживает свои неудачи и… ветрена. Вот так, мой милый! Теперь знаешь, с кем связался?
— Мне цыганка нагадала двух жен.
— На первой случай неплохо: одна — любимая, другая — хозяйка. Потом, со временем, штаты можно будет пересмотреть. Выдвигаю свою кандидатуру.
— Ты будешь у меня самой-самой…
— Тс-с, — прикрыла ладошкой рот Александру Оля. — Будет так, как было. Давай посидим и помолчим. Ночь-то какая!
Ночь, действительно, была хороша. В черном небе мерцали крупные звезды, яркая луна окрасила позолотой маковки гор, легкий ветерок с моря шелестел пересохшей травой…
Александру было так хорошо и покойно, что даже не верилось. Ему хотелось пребывать в таком состоянии бесконечно, и чтобы Оля всегда держала его ладонь в своих прохладных руках и говорила, говорила, тихо, долго, убаюкивающе…
Дорога отдалилась от Иссык-куля, но скоро опять поползла берегом. Везде были видны покореженные остовы каких-то больших машин, полусгоревшие скаты, обломки бетонных блоков… Складывалось впечатление, что на этом пространстве прокатилась когда-то страшная разрушительная война миров. И в этом безобразии насмешкой проступали лозунги и призывы из огромных железных букв: «Иссык-куль — жемчужина Киргизии! Берегите его!», «Слава КПСС», «Вперед к победе коммунизма!». Подобные же надписи «украшали» склоны гор, только там они были из побеленных камней. Кто их туда таскал, что за монстр бродит по нашим горам и долам и щедро засевает поле бескультурья? Неужели он верит в необходимость своей затеи?
Голубел широкий Иссык-куль, в серой дымке скрывался горизонт, и противоположный южный берег не просматривался совсем.
На подъезде к Рыбачьему водители автобусов устроили гонки. Автобус, в котором ехал Александр, на повороте под ликованье пассажиров обогнал соперника и до самой Быстровки, как тот ни старался, ему не уступал.
— Стоянка двадцать минут, — объявил в Быстровке водитель, явно довольный тем, что выиграл гонку, не подкачал.
Александр с Андрюшкой прошли вдоль лотков и киосков, заглянули в чайхану. Под навесом выпили ароматного крепкого чаю, закусили самсой, которая пришлась им тоже по вкусу. К автобусу пришли загодя: Бог знает, что может взбрести в голову строптивому водителю, возьмет да и укатит, не дождавшись всех пассажиров, — разве кто-нибудь спросит с него за это?
У автобуса курил фотограф. Александр подошел к нему и задал мучивший его вопрос:
— Кто вам передал пакет?
— Девушка, у которой я купил билет, — в рифму ответил фотограф, затаптывая окурок.