Жених по объявлению

— Прочитай, что получилось? — попросил Кобылкин нотариуса и повернул желтое ухо в сторону лучшей слышимости. — Из черного гранита, — уточнил он, когда дошли до креста. Девчушка посмотрела на жену Кобылкина с выражением: «Я же говорила вам».

Господи, Господи! — сокрушалась та, не обратив внимания на многозначительный этот взгляд. — Что деется на белом свете! Ну пусть бы хоть из крошки мраморной, как у всех таких, так нет же, подавай ему из гранита и ни какого-нибудь, а черного. Слава Богу, что еще не красного. Господи! Час от часу не легче!

— Ничего, мама, — тихо сказал сын и подморгнул ей обнадеживающе. — Пусть пишут, как он хочет. Я знаю выход.

— Какой, сынок? — подняла страдальческие глаза на сына мать.

— У меня есть друг, хохол, хоть золотой сварганит. Ни один следователь по особо важным делам не докопается, не то что какие-то там деревенские родственники, — прошептал он таинственно на ухо матери.

— …и пусть на нем выбьют: «Слесарь-сантехник шестого разряда». Пусть все знают, — теряя силы, продолжал Кобылкин-отец.

— Пап, ты же был четвертого? — удивился сын. — Когда повысили?

— Какая теперь разница… Зато… — Тяжело вздохнул в последний раз сантехник Кобылкин.

Похоронили Кобылкина в соответствии с завещанием: неучтенное ружье без курка и удочку с катушкой «Дельфин» положили вдоль туловища, а сапоги спрятали под голову, накрыв их старой наволочкой. На могиле водрузили черный крест, так искусно разрисованный под гранит, что все разинули рты от удивления, увидев, как сын, закинув его на спину, нес к могиле, не проронив и капельки пота, не согнувшись от его кажущейся непомерной тяжести.

На поминках горше всех плакали друзья-сантехники. Они, обливаясь слезами, вспоминали душещипательные эпизоды из жизни преждевременно усопшего коллеги.

— Каких только прокладок у него не было, — сквозь рыдания говорил Квачкин, — и турецкие, и польские, и даже итальянские были. Подойдешь, бывало, попросишь: «Дай, Петро, прокладку под вентиль пятнадцать». — «На!», — достанет и даст без всяких слов. Просто так.

— Не был он никогда жмотом, — вытирал ладонью повлажневший нос слесарь Паклин, — последним делился. За это, за жлобство, не любил он Ваську.

— Такого человека потеряли! И, эх! — простонал кто-то в темном углу.

Давали назидательные советы сыновьям, продолжателям фамилии знатного слесаря, быть такими, каким был их отец. Сыновья согласно кивали головами и считали мысленно, сколько выпили и сколько еще осталось бутылок водки.

Через неделю на том же кладбище хоронили заведующего овощной базой № 13 Хрюкина, он умер от инфлюэнцы. Тут получилось так. В округе свирепствовала эпидемия гриппа, и Хрюкин, уже больной, спасая загнивающую картошку, встал с постели и пришел на базу, там на сквозняке добавил и окончательно слег. Врачи не отходили от его постели, но и они ничего поделать не смогли. Жена его Николь, попросту Нюшка, перечитывая некролог, что написал бухгалтер базы, балующийся между делом стихоплетством, заметила ему свысока: «Умирают от гриппа простолюдины и нищеброды, директор крупного предприятия может умереть только от ин-флю-энцы!»

Во время похорон самому суетливому человеку тихо шепнул на ухо тип странного вида:

— Есть дешевый крест из черного гранита, — и, озираясь, продолжил: — Сделан по заказу большого ученого, да его сожгли собственные дети. Не крест сожгли, а отца. Мертвого уже, а не живого. Атомщик он был. И в Бога верил. Заказал себе крест… из мрамора, нет, из гранита. Черного. А дети в Бога не верят, сволочи они такие. И чтобы мороки было меньше, взяли и сожгли ученого, вот. — Вытирал пот со лба тип, презрительно глядя на мрачного с явными признаками тугодумия человека. — Остался новенький крест.

— Мы не заказывали крест, — уставился в глаза типа тупица-распорядитель.

— Я знаю, что не заказывали. Мы предлагаем вам дешевый крест… ученого… атомщика!

— А он сам где?

— Кто?

— Ну, атомщик этот?

— Его сожгли дети-атеисты! Безбожники! Идолопоклонники и сатанисты! А крест остался! Боже! Какой тупой! Так будете брать или нет?! — почти закричал тип.

— Нет. У нас будет камень с его головой. Все работники базы на собрании так решили. И базу, сказали, назовут его именем.

— С его головой? Какой головой? — не мог сообразить тип.

— Обыкновенной. Хотели во всю длину памятник, да шибко кривоногий был.

— Шинель бы надели до пят.

— Он не военный. Он директор овощной базы. Хрюкин он.

— Понятно. Голова медная будет?

— Нет, тоже каменная. Хотели медную, да потом отказались, чтобы бомжи не сперли и не сдали в металлолом.

Тип, не говоря больше ни слова, отошел в сторону, остановился, склонил голову, развернулся и подошел опять к распорядителю.

— Слушай, ты где работаешь? — спросил он.

— Ну, на базе.

— Да, конечно. Грузчиком?

— Ну, кладовщик я.

Тип поманил пальцем кладовщика еще ближе и более таинственно, чем предлагал свой товар, зашептал ему на ухо: