Женитьба Элли Оде [сборник рассказов]

Ни возразить, ни тем более ослушаться Бибиш не посмела. Молча вышла из комнаты. На террасе противно загрохотала какая-то посудина, кажется, она швырнула ведро.

Как же она могла? Ведь она мать, не может она не жалеть ребёнка. Не может не сочувствовать матери. Когда в прошлом году Сейитли простудил лёгкие, она ни днём, ни ночью не отходила от него. Или, может, только своё горе — горе, а чужое — как ветер в поле? Нет, Бибиш не такая, жестокости в ней нет. Просто упряма очень, вину признать не желает. Ничего, придёт сейчас к Солтанджемал, увидит, что мальчик без памяти, — это проймёт её…

Сапар вроде бы сам с собой говорил, но перед глазами у него стоял Ямат, ему пытался он объяснить, как всё получилось, перед ним старался оправдать жену и сынишку. Да сын-то при чём? Раз за врачом послали, значит, на него Солтанджемал зла не держит. Ничего, Ямат, они разберутся. Помирятся. Поймут друг друга и в беде, и в радости…

— Мерван!

— А, бригадир, здравствуй! Заходи, садись.

— Как поживаешь? Детишки как?

— Всё хорошо. Да ты садись, Сапар-ага! — Мерван подвинулся, давая гостю место на деревянном помосте. — Чай будем пить.

— Я не чай пить пришёл, Мерван. Яматов сынишка заболел. Горит весь…

— Слышал.

— Как же так получилось?

— Как получилось? Не пришёл твой парень, вот и получилось.

— Что не пришёл, мне известно. С него свой спрос. Но как ты, взрослый человек, мог допустить, чтоб ребёнка целый день солнцем калило?!

— Ты вот что, бригадир, ты на меня не кричи. Думаешь, я ему не говорил? «Иди, говорю, другого какого-нибудь мальчика приведи, а то устанешь». Он будто и не слышит. Нырнёт в арык прямо в штанах и в рубахе. Мне, говорит, не жарко, дядя Мерван… А ведь сам внаешь, куда это годится, если одежда на теле сохнет?..

— Раз ты знаещь, что не годится, так чего ж ты смотрел? Прогнал бы его, и весь разговор!

— А как прогнать, если замены нет?

Сапар промолчал — крыть нечем. Хотя всё равно до по-человечески это. Если б на месте Агаджана его, Мервана, сынишка был, небось, не рассуждал бы так.

— Жена! Эй, кто там есть. Пиалу принесите!

— Не буду чай я пить. Мотоцикл у тебя на ходу?

— Да, в исправности.

— Давай в город съездим.

— Сейчас? На ночь глядя?

— Сейчас. Плох мальчишка. Говорят, в городе доктор есть, сын мираба Мети. По детским болезням… Нужно его привезти.

— А если не поедет?

— Как это не поедет?

Часа через три сын мираба Мети приехал из города и на собственной машине увёз мальчика в больницу.

Через двадцать дней Агаджана выписали. Всё, вроде бы, обошлось, стало на свои места. Но рубец на душе остался, разгладить не смогли ни месяцы, ни годы. Особенно он давал себя чувствовать, когда Сапар проходил мимо «поля Ямата».

Виноваты мы перед тобой, Ямат, крепко виноваты… Я знаю, ты гневаешься — мёртвые переворачиваются в могилах, когда мы, живые, творим недостойные дела. Но ты уж поверь — Бибиш каялась, кляла себя… Не признавалась, конечно, — упряма очень была, но казнила себя, я видел…

Это место он узнавал сразу, хотя главной приметы — полуразвалившегося глиняного забора — давно уже не было. Люди не раз замечали, что, проходя мимо «поля Ямата», Сапар-ага разговаривает сам с собой. Считали — стариковская причуда. Не понимали люди, что для Сапара Ямат жил, жил в а ом, что сделано было им на земле. И он, как с живым, здоровался с ним, рассказывал ему новости, советовался…

Нарастающий гул моторов оторвал старика от размышлений. Четыре огромные машины, слегка, покачиваясь, не спеша двигались по большаку. Они шли на юг — убирать хлопок.

Вот, Ямат, видишь, какие теперь машины? Нам о тобой и в голову прийти не могло, что такое будет… В прошлом году думаю: ни за что Нурягды не справился с планом. Триста гектаров засеял — представляешь? До войны нам бы всем колхозом не одолеть столько, а то одна бригада… Сказал ему про свои спасения, а он — я, мол, на сборщиков с фартуками не рассчитываю, машинами убирать будем. И что ты думаешь? За пятнадцать дней план дал! Без единого сборщика. Ты только не прими, что это для красного словца, я всерьёз…

Шум моторов постепенно затих. Сапар-ага остановился, прислушался к своему телу. Боли не было. Да и усталости особой — тоже. Хотелось ещё походить, посмотреть. Своими глазами увидеть, изменилось ли что тут за год, что нового на полях. Поглядеть, узнать, а на обратном пути обо всём рассказать Ямату.

* * *

— Здравствуй, Сапар-ага! — ещё издалека приветствовал старика председатель. — Вот ты и на ногах, не сглазить бы! Почаще ходи по полям, никакая болезнь не подступится.