Женщина— апельсин

— Ну вот и ладненько, сработаемся! Я лично очень рад, очень рад, — потирал руки, обходя Еву, как новогоднюю елку, полковник Под-стаканов. — Самое главное, знаете что?

— Никак нет.

— Я знаю! В нашем отделе с вами никогда не случится таких профессиональных конфузов, вот что! Да вольно!

— В каком смысле? — Ева ошарашенно смотрела на расхаживающего кругами Подстаканова.

— Ну, всякие там убийства на допросах, сексуальные домогательства, ни Боже мой! У нас другие клиенты. Другие! Вижу, что не понимаете. Ну, ничего, поработаете — поймете. Это же не уголовники, понимаешь, которые женщин покупают при случае, а то и не успевают, необразованные крысы… У нас другой контингент, вот что я вам скажу! Интеллигенты, ядрена мышь, ухоженные, с маникюром, и в силу своих тяжелых профессиональных обстоятельств почти все, бедняги, к женщинам спокойны.

— Почему? — спросила Ева.

— Э-э-э… Или давно поженаты на хорошо обученных дамах, — полковник при этом так пробежался пальцами в воздухе, словно играл гаммы, — или, кто поактивней, наелись этого до отвала, или, что совсем понятно, такие ядреные профессионалы, что полностью вот этим свои мужские способности уничтожили, — он ткнул пальцем в компьютер. — И подход к ним нужен особый: никаких крайностей, да что я тебе говорю, сама поймешь. Устраивайся! — Он осторожно, словно пританцовывая, пошел к двери.

Ева еще стояла в оцепенении, когда дверь опять открылась и радостный Подстаканов доверительно сообщил:

— Ну ты уж совсем не скисай, чего красоте пропадать! Хотя отдел наш и бабский — шесть баб, но имеются в наличии и хорошо подготовленные мужские кадры! К тебе и опера перевели из убийств, сам напросился, мо-о-олоденький! Идет, коробки тащит!

Ева рассеянно смотрела на открывающуюся широко дверь. Кто-то тащил сразу три коробки, спрятавшись за ними и тяжело пыхтя. Когда коробки были пристроены на полу, на Еву весело и чуть заискивающе смотрел потный оперуполномоченный Волков.

— Закрой дверь, — сказала Ева.

— Ева Николаевна, возьмите меня, я буду стараться. — Волков смотрел ей в глаза, улыбаясь. — Меня все равно уже приказом назначили, я сам напросился, еще в пятницу написал заявление. Как только мне сказали, ну, про этот допрос, я сразу подумал: «Какая женщина!»

— Ты не волк, ты — лиса, — грустно сказала Ева. — На что ты мне нужен.

— Вам все равно полагается уполномоченный, у меня испытательный срок кончается в следующем месяце, будут назначать! И потом, Ева… Николаевна, я же для вас просто находка, и сейчас докажу.

— Валяй!

— У вас на столе уже первое дело лежит. Пенсионерка на инвалидности и многодетная мать меняли друг другу пятьдесят долларов. Экономическое преступление! Статья… сто семьдесят два, да?

— О Господи! — закричала Ева и села. — Какой кошмар!

— Вот и говорю, кошмар. Я так подумал, неужели Ева Николаевна будет этим заниматься? Стыд, да и только. Нет, вы не подумайте, у них не всегда так. Это просто конец месяца, там у банков, наверное, весь оперативный состав отдела сегодня пасется, вот Максимову повезло больше, у него два мужика тыщу меняли с рук. Короче, допрос проведен по всей форме, протоколы составлены, сегодня, понимаете, указ вышел об обмене только по паспортам. Удачный день, говорю, в этом плане, — добавил неуверенно Волков, видя полное отчаяние на лице Евы. — Нет, вы меня поймите, я буду незаменимым, я все сделаю, землю рыть буду! Просто я понял, что отдел убийств не по мне.

— Здесь тоже бывают трупы.

— Да не боюсь я трупов. Это у меня на китайцев такая аллергия.

В комнате повисла унылая тишина. Перед Евой отчетливо и почти осязаемо возник Николаев, подмигнул, кивнул в сторону Волкова и покачал головой. Ева решительно стукнула по столу рукой. Волков понял, что она сейчас скажет.

— Ладно. Подожди. Не горячись! У меня есть и кое-какие достоинства. Я знаю, ты стреляешь лучше всех здесь. А я — дерусь. Серьезно, не смотри так, у меня отличная подготовка по борьбе, почему я и пошел в органы. Я покажу тебе все мои приемы, ты сможешь шею потом ломать даже горилле в сто килограммов, нежно и незаметно.

Как только Волков перешел на «ты», Ева странно успокоилась, а Николаев исчез. «Он же почти моего возраста… Какая, в конце концов, разница».

— Уговорил. Какая тебе выгода, Волков, я женщина нервная, своенравная!

— У меня шкурный интерес, я потом объясню. Можно мой стол здесь поставить? — Он показал в угол с искусственным цветком.

В обед зазвонил телефон. Гнатюк говорил тихо и медленно, Ева иногда даже не понимала некоторые слова.

— Молчи, я знаю, что ты скажешь. Ты можешь думать что угодно, ты упертая, но я не имею отношения к этой обойме. Посиди. Отдел неплохой и очень профессиональный, в следующем году переведем обратно.

Ева положила трубку на стол и рассматривала внимательно процесс перемещения цветка к двери, а когда подняла и послушала, там были короткие гудки.

«Я не буду с тобой трахаться, — сказал вчера утром Володя-сантехник. — Ты не здесь и не со мной, я так не люблю, я вчера, пока ты спала, стрелил утку, хо-о-рошая утка, я тебе скажу! Вот это — класс, вот это приятно!»