Женщина без имени

Спустя десять минут вошел парнишка лет десяти-одиннадцати и исчез в библиотеке. Он был худым, с кудрявыми рыжими волосами. На меня мальчик не обратил никакого внимания. Я дал ему несколько минут, потом прошел следом, где меня встретил запах моих книг. Паренек стоял у дальней стены, глядя на полку с книгами, до которой ему было не достать. Он как раз подтащил стремянку, когда я оказался рядом с ним.

– Тебе что-то понравилось? – спросил я.

Он кивнул. Ткнул пальцем.

Я снял книгу с полки и протянул ему. Я помнил, как впервые читал ее, где я тогда был и как; стоило мне ее закончить, я сразу же вернулся к первой странице и начал читать снова.

– Это хорошая книга.

Мальчик кивнул и сунул ее под мышку. Он обвел взглядом стеллажи. На его лице появилось выражение восхищения.

– Вы знаете, что все эти книги подарил нам один человек?

– Да.

Парнишка покачал головой.

– Держу пари, что тот парень знал много историй. – И снова это выражение восхищения и удивления. – У него наверняка много друзей.

Он повернулся и, шаркая, пошел по коридору.

Я изучал полки с книгами, здороваясь со всеми своими старыми друзьями, когда меня нашел Стеди. Он сильнее опирался на свою трость. Волосы он зачесал назад и воспользовался лосьоном после бриться. Два моих любимых аромата – «Виталис» и «Олд Спайс». Я оглядел пустую комнату и прошептал:

– Здесь никого нет.

Старик кивнул:

– Я знаю.

Я был на середине фразы: «Теперь мы можем идти?» – когда до меня дошло. Меня подставили.

Стеди взял меня под руку и потянул за собой:

– Идем.

Мы оказались возле урны, я повернулся к ней, у меня возник позыв на рвоту, но меня не вырвало. Еще один позыв на рвоту, и Стеди посмотрел на меня неодобрительно.

– Ты закончил наконец?

На нас смотрели медсестры, перешептывались.

– Думаю, да.

– Хорошо, потому что ты не сможешь этого себе позволить, когда она выведет тебя на сцену.

– Она?

– Ну, разумеется. Кто еще тебя представит?

Я схватился обеими руками за края урны, чтобы не упасть.

– Если бы вы не были священником…

– Идем, пока мне снова не понадобится помочиться. – Он покачал головой. – Молодость впустую расходуется на молодых.

Стеди провел меня по коридору, потом по длинному переходу. Люди стояли в очереди по обеим его сторонам, но на меня никто не смотрел. Все пытались попасть в Зал Уайета на тысячу двести мест, но не могли. Остались только стоячие места в холле. Несколько телевизоров с плоским экраном должны были показывать то, что происходит на сцене. Несколько телеканалов вели передачу. Кейти продала еще одно шоу в прямом эфире.

Мы стояли сзади. Стеди вцепился в меня. Я вцепился в пластиковый пакет. Когда на сцену вышла Кейти, зал встал. Несколько минут зрители аплодировали и свистели. Она подошла к микрофону, улыбаясь, пережидая, совершенно в своей тарелке.

Когда люди в зале успокоились, Кейти заговорила:

– Несколько месяцев назад я устроила себе нечто вроде каникул. Возможно, вы об этом слышали… – Зрители ответили ей на это новыми продолжительными аплодисментами, засвистели. – В это время я познакомилась, вернее… – она посмотрела на Стеди, – меня познакомили с одним человеком. Своего рода свидание вслепую. Сначала он не дал мне покончить с собой. В буквальном смысле ослабил петлю на моей шее. – Пауза. Камера крупным планом показала шею Кейти. – Не самый лучший момент в моей жизни. Шли дни и недели, и ему удалось добраться до моего сердца. Он видел меня такой, какой я никогда никому не позволяла себя увидеть. Потом, когда я опустилась на колени у могилы моего маленького сына и достигла дна, он сделал кое-что, чего ни один человек и уж точно ни один мужчина никогда не делал. Он вернул мне радость жизни. – Кейти похлопала себя по груди и немного помолчала. – Этот человек показал мне, что… – Она замолчала, встретилась со мной взглядом и дословно процитировала мои слова: – «Возможно, любовь, настоящая любовь, о которой говорят только шепотом, которой жаждут наши сердца, заключается как раз в том, чтобы открыть свой мешок и рискнуть произнести самые болезненные слова из тех, что произносят между растянутыми краями Вселенной: «Когда-то я был таким».

Кейти протянула ко мне руку.

– Я знаю его как Санди, но вам он известен под другим именем.

Она сделала шаг в сторону и замерла в ожидании. Стеди подтолкнул меня.

Дрожа, я повернулся к нему.

– Вы сделали это намеренно.

Старик кивнул. Его взгляд был взглядом солдата времен войны.

– Да, я сделал это намеренно.

Я прижался губами к его лбу.

– Я люблю тебя, старик.

Он потянулся ко мне, схватил за руку и прошептал:

– Ego te absolve, in nomine Patris et filii et spiritus sancti[25].

Стеди провел по моему лбу большим пальцем. Я развернулся и начал долгий, медленный путь к сцене. За три ряда до сцены в проход вышли Род и Моника. Он поседел. Она прибавила несколько фунтов. Справа от них стояли трое детей. Мальчик и две девочки. Моника шагнула ко мне. Она прикрывала руками рот, качала головой и плакала. Через несколько секунд она обняла меня, вцепилась. Род сделал то же самое. Потом он положил руку на плечо мальчика: