Женщина французского лейтенанта

Потому что я, хитрован, вернулся к своему изначальному принципу: за тем, что мы видим, – смотри первый эпиграф этой главы, – не ищите руки бога. Есть наша жизнь в пределах тех или иных способностей, и мы сами творим эту жизнь, определяемую Марксом как действия мужчин (и женщин), преследующих свои цели. Фундаментальный принцип, который должен направлять эти действия и который, смею думать, руководил действиями Сары, я заложил во втором эпиграфе. Современный экзистенциалист наверняка заменил бы «благочестье» на «человечность» или «аутентичность», но целеполагание Арнольда он в любом случае оценит.

Река жизни с ее таинственными законами и таким же таинственным выбором течет мимо безлюдной набережной, по которой сейчас идет Чарльз вслед за невидимым ландо, увозящим его собственный труп. Он идет навстречу имманентной, самопровозглашенной гибели? Я так не думаю. Ведь он наконец обрел крупицу веры в себя, в свою уникальность, есть на чем строить. Собственно, до него уже стало доходить, – хотя он с горечью стал бы это отрицать, вот, видите, глаза на мокром месте, – что жизнь, как бы выгодно Сара ни смотрелась в роли Сфинкса, это не символ и не загадка, когда, не ответив, ты рискуешь головой, это не единственное лицо, которое ты должен носить и с которым тебе придется расстаться, проиграв партию в кости, – она вписывается, пусть неадекватно, пустовато и безнадежно, в железное сердце города. А потом он ее снова выплюнет в безмерное просоленное отчужденное море.