Читаем Женщина и мужчины полностью

Анна принадлежала к самым своеобразным женщинам из тех, которых Яцеку доводилось знать. Умная, строптивая. Она не могла не заметить его интереса к себе, как не могла не почувствовать и его мужского бессилия.

До обеда он бродил по окрестностям, не слишком удаляясь от Усадьбы. Утомившись, присел на скамейку автобусной остановки, прилепившейся у небольшой деревушки. Автобус по праздникам не курсировал. На асфальте виднелись следы петард, которые поджигали во время резурекции.[55] Из открытого окна ближайшего дома доносился праздничный звон обеденных тарелок. Во главе большого стола сидел отец семейства, за ним – на экране включенного телевизора – в окне своей резиденции появился Святой Отец, но семья его даже не заметила. Бабушка пережевывала котлету, дедушка склонился над желе. Скучающие дети плевались косточками из компота. Мать собирала со стола грязную посуду. Папа Римский пытался что-то сказать, но лишь бессильно ударился головой о судорожно сжимаемый рукой жезл. Через минуту он исчез, будто фигурка на колесиках из бродячего вертепа. Окно закрылось.

Яцека долго преследовала эта картина. Для тех, кто не знал страданий, Папа остался невидимым – лишь сквозняк отворил и затворил пустое окно.

Яцек спросил Анну, видела ли она это. Та что-то писала на листках, вырванных из тетради. Услышав его вопрос, она отвлеклась. Они сидели в трактире при свечах за поздним ужином, оставленным поваром на холодной кафельной печи. Стах и его бывший однокурсник, геолог по образованию, а по роду занятий таможенник с пограничного пункта в Медике, потягивали «Влагу ущелий». Яцек ел пирог из каши, деля его алюминиевой вилкой на кусочки – все мельче и мельче.

– Настоящий эксперт по метеоритам, – отрекомендовал хозяин друга и отправился к туристам на посиделки у костра.

Геолог собирался осмотреть находки Яцека, но разговор о метеоритах и Папе уже смешался в какую-то одну бесконечную невразумительную историю, подогреваемую «исключительным» самогоном.

– Люди ничего не понимают, блин. Видят, а не понимают. – Геолог составлял на деревянном столе пирамиду из камней Яцека. – О, вот этот! – взял он самый пористый и, поплевав на него, вытер ладонью: – Камень с неба, святой краеугольный камень Иерусалимского храма, «эбен». «Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою»,[56] – глотнул он «Влаги». – Краеугольный камень по-древнееврейски – «эбен». Блин, или одно, или другое… Наш Иоанн Павел Второй, Святой Отец Польши, пострадал от метеорита… ну, знаете, та скульптура, которую велели убрать, об этом говорили[57]… Вы не понимаете? Блин, еще раз: на метеорите, камне с неба, который называется «эбен», построили Иерусалимский храм. Если метеорит попадет в главу Церкви, то есть в нашего Папу, то это знак, что надо строить общий для всех храм из Папы, Церкви и «эбена», то есть еврейского храма… Объединить это все в одну религию, блин, и Папа должен добровольно пожертвовать собой, как Иисус, у которого подкашивались ноги по дороге на Голгофу. Кому это не нравилось? Евреям, блин? И велели убрать скульптуру…

– Да нет, католикам она не по душе была, – поднялась Анна, собирая свои листки.

– Доброй ночи, целую ручки, – успел чмокнуть ее ноготь геолог-таможенник. – Так что, полякам что-то не нравилось? Они могли перепутать «эбен», метеорит, с обычным камнем, вот с таким например, – сбросил он один из камней со стола. – «Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою». Христос построил Церковь на камне, следовательно, когда камень с неба летит в Папу, это означает, что Церковь уничтожает сама себя. Неглупый парень тот скульптор, хоть и не поляк, блин. Не так ли?

– Неглупый, неглупый. А как распознать метеорит? – Яцеку надоели эти пьяные бредни.

Эксперт взял в руку очищенный от грязи камень и подбросил его на ладони.

– Чутьем. Метеориты бывают или холодные, или теплые. У обычных камней есть полюса – с одной стороны они холоднее, с другой теплее. Теплой стороной их вмуровывают в облицовку домов – так здоровее.

Яцеку показалось, что эксперт протрезвел.

«Блин» застегнул под горло черную кожаную куртку, заменявшую ему праздничный пиджак. Из-под куртки выглядывал белый воротничок рубашки. К воротничку крепилась болтливая голова Румцайса[58] – добродушного бородача с топорщившимися бровями. Из-под бровей смотрели глаза, трогательная голубизна которых уже хорошенько настоялась на самогонке.

– Вот в деревнях живут знающие люди. В Украине, например, люди знают такие вещи, блин… Парень, поезжай во Львов. Ха-ха, надо же, самый прекрасный польский город – в Украине. А отчизна наша – в Литве. «Литва, отчизна моя!»[59] – продекламировал он, вознося стакан жестом тостующего. – Ничего странного, что нация такая ненормальная. Кстати, я Мирек.

– Яцек.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза