И чем дольше я наблюдала за женщиной с ребенком в доме напротив, тем сильнее во мне пробуждалось желание стать матерью. Я верила, что милое крошечное существо сблизит нас больше, чем что-либо другое.
Сомнения мои рассеялись, как только Конрад пришел в город с вестью, что подыскал нам новую «дачу».
— Это верст двадцать по реке Эмайыги к Чудскому озеру, — объяснил он. — Чудесное место, сразу за домом густой сосняк, в другую сторону открывается вид на поля. Брат у меня держит там мелочную лавку, есть клочок земли. Места у них хватит — никого, кроме жены и ребенка, у брата нет — и с едой обойдемся, на первый случай денег у меня хватит. Старые товарищи не забыли про нас. Они, конечно, обязали меня кое-что делать, и это не совсем безопасно. Буду держать связь и передавать что нужно. Но думаю, справлюсь с этим и не провалюсь.
Мне стало немного не по себе, когда Конрад говорил об этом, но он сумел быстро убедить меня, и я успокоилась. В самом деле, что-то надо было делать, чтобы жить: времена тяжелые, выбирать не приходится. По доброй воле я соединила свою жизнь с Конрадом, могла ли я не поддержать его теперь. Даже обрадовалась, что он доверил мне эту тайну, — значит, он меня любит. И особенно рада я была еще потому, что надеялась избавиться от Кусты Убалехта; мне не нужно было исповедоваться Конраду о том, что у меня произошло с этим человеком. Я слегка упрекнула его, почему он не сказал обо всем раньше, но все рассеялось, когда он ответил:
— Я не люблю говорить о чем-либо, пока дело не созреет.
Теперь я поняла, почему он задумывался в последнее время, вообще понимала его лучше, чем раньше. Сперва дело, потом уж слова — это было так мужественно. Я чувствовала, что смело могу вручить ему свою судьбу, в беде он меня не оставит.
— Сначала мы обвенчаемся, — сказал он еще, — и тогда поедем. Я бы плюнул на все, мы и без того муж и жена, но из-за тебя и своего брата вынужден это сделать. В деревне на тебя, невенчанную, могут смотреть косо, да и брат у меня человек старомодный, еще откажет в приюте. Конечно, это будет, так сказать, ускоренное венчание, мои друзья уже переговорили с пастором. Все должно пройти втайне: время сомнительное, особу свою слишком заметной делать не смею. Словом, никакого торжества или свадебных гостей. Только два моих товарища в свидетели. Ты не против?
Была ли я против? Я мирилась со всем, что делал Конрад: он ничего не делал, не взвесив. К тому же обстоятельства казались мне такими таинственными, такими романтичными, что захватили меня, словно какой-нибудь увлекательный роман. Во всем этом обещала осуществиться частица тех грез, в которых я пребывала еще с раннего детства. Я была счастлива, мне хотелось петь от радости.
Подумав, что всего лишь несколько дней назад была вне себя, я не могла не упрекнуть себя: «Разве можно обвинять человека, если не знаешь, что он думает и собирается делать? Легко ранить душу человеческую, а как потом исцелить ее?» И я снова поклялась «исправиться».
6
Через неделю я была уже законной женой Конрада. Мы жили в деревне, у его брата. Почти все дни проводили на вольном воздухе, в полях и лесах, спали на чердаке. Были счастливы, как дети, словно в каком-то волшебном сне, — лучшего нельзя было и желать. Остались позади пустые дни и мрачные ночи, теперь они казались светлыми, очаровательными. Но в память мою все же особенно врезался вечер в начале июня. Даже сейчас я думаю о нем, как будто он был только вчера.
Взявшись за руки, мы гуляли с Конрадом по шоссе, среди полей. Далеко на горизонте горел закат, окрашивая все в какие-то неописуемо чудесные тона. Множество лиловых цветов, которые в это время года цветут в нашем краю, обрели в отсвете зари прозрачный розовый оттенок. Замерли ветры, казалось, вся природа застыла в благоговейном молебне. Поодаль в таинственном сумраке размывались очертания леса. Они казались мне темной стеной, за которой находится замок со спящей красавицей.
Мы шли и шли. Какой-то радостный дух вселился в нас. Прошли мимо мызы, вступили в сумеречный лес. Как раз начала куковать кукушка. Монотонно и грустно, точно поведала нам об одиночестве и бесцельном блужданье.
Пройдя дальше, я впервые увидела эту птицу своими глазами. Но ненадолго… она улетела. Мне стало грустно, слезы выступили на глазах. Кукушка почему-то напомнила мне о моей собственной судьбе. Я чувствовала, что исчезни Конрад, и я осталась бы совершенно одна на белом свете. «Даже мать не поняла бы меня… Почему она тогда выгнала меня из дому? Может быть, я и в самом деле была плохая, но тяжело, когда тебя отталкивает собственная мать».
Конрад успокоил меня, и мы ушли из лесу. На поля опустилась роса, стало сыро и прохладно. Поднялся туман, и в нем будто двигались какие-то тени — выпукло, медленно, как во сне. Двигались к реке, на берегу которой росли бесчисленные цветы.
В голове моей роились образы. Хотелось куда-то уйти, неведомо куда. Я верила в какое-то чудо, хотела прижаться к груди Конрада и исчезнуть, раствориться с ним в тумане.
Я часто вспоминала об этом вечере.