Женщина из бедного мира

Мы намеренно растянули наш путь на целый день, идя окольными дорогами, по лесам и между полей, далеко обходя жилье, часто останавливаясь и будто к чему-то прислушиваясь. Мы были два беглеца, идущие сквозь череду страданий и лишений. Этот день остро запал мне в память: словно гравированная картина, стоит он у меня перед глазами, четко очерченный, суровый и благородный. А Конрад! Мне было больно смотреть на него. Его худое, сосредоточенное лицо, казалось, уже не принадлежало этому миру, какая-то неизъяснимая грусть — будто предчувствие трагического конца — виделась мне за его внешне холодной и спокойной маской. Я смотрела на него, и колени мои дрожали: хотелось спасти, увести его от опасности, но я тут же почувствовала, как слаба и беспомощна. Мне хотелось слиться с ним, раствориться, уйти из этого злого мира, чтобы проснуться где-нибудь на другой планете, умиротворенной и счастливой. Но я понимала, как прочно, как неизбывно мы оба связаны с этим миром, с судьбами страдающих и борющихся людей. И невозможно свернуть с той дороги, которую мы выбрали. Где-то вдали двигались массы людей, которые властно влияли на волю Конрада, а я добровольно шла с ним рядом.

Конрад, казалось, замечал, что во мне бушуют страсти. Он оглядел меня острым, признательным взглядом. И, будто убеждаясь в том, в чем до сих пор, видимо, сомневался, он стал говорить:

— Есть два мира: мир бедных и мир богатых. Богатые с помощью капитала и государственной власти угнетают бедных, у бедных нет иного права, кроме как ходить в ярме, нет иной свободы, кроме как стонать. У бедных и богатых нет общих интересов, между ними одна ненависть. Сейчас эта ненависть превратилась в войну. В войну, которая должна уничтожить несправедливость и насилие на земле. В войну, которая должна низвергнуть капитализм как причину этой несправедливости и насилия. В войну, которая должна создать каждому равное право и возможность жить. В войну, которая принесет на землю мир и счастье. Я — солдат. Я иду на штурм. Назад или в сторону мне дороги нет. Мир не настанет, пока не добьемся победы. Капиталисты столетиями обходились с рабочими, как со скотом, они сеяли на земле бедность и беду и теперь неизбежно должны заплатить за это своей гибелью. Кто посеял ветер, тот пожнет бурю. Ты женщина из бедного мира. И должна бы знать, на чьей ты стороне. Но ты получила буржуазное воспитание, ты любишь буржуазный комфорт и удовольствия. Тебе еще не поздно повернуть назад. Борьба будет долгой. Глаза наши, возможно, не увидят еще полной победы. И ты, может быть, пожалеешь о своей «потерянной жизни».

Конрад говорил страстно и убежденно. Я ни в чем не раскаивалась и ответила:

— Что бы ни случилось, я останусь с тобой.

Богатство и бедность, тяжелая борьба! Я вспомнила о своей жизни в Таллине. Мне снова станет близкой та революционная среда, которую я на время забыла, В ней было что-то таинственное и романтическое. Я восхищалась умением и смелостью Конрада, его преданностью своему делу. Ожили мысли об опасностях, подстерегающих его, и я, в тревоге и надежде, думала, как избежать их.

Настал вечер. Мы подходили к городу. Виднелись огни первых домов. Над крышами, словно бескрайний ковер, лежал сумрак. Небо на западе заплыло тяжелыми тучами.

Конрад снял шляпу и, растопырив пальцы, провел ими по волосам.

— Нам придется расстаться, — произнес он, казалось, чуть усталым голосом, — идти вдвоем по городу опасно. Запомни: с этой минуты ты опять Лилли Нийтмаа, а я… мое имя, где бы то ни было, помни только про себя. Если встретишь меня на улице и узнаешь, лучше всего пройди мимо. Оставайся у матери, я как-нибудь через товарищей передам тебе весточку, где и когда встретимся. Когда ты дома, ставь на окно, что выходит на улицу, какой-нибудь цветок, а если уходишь — убирай его. Пусть это будет нашим секретом. И ничего не говори, даже матери.

— А ты, где будешь ты?

— За меня не бойся, я умею скрываться. Да и немцы долго не удержатся, они скоро уберутся с нашей земли.

Мы дошли до первой улочки на краю города. Конрад огляделся и, убедившись, что никого поблизости нет, обнял и поцеловал меня. Губы и руки его горели. Я попробовала его пульс: сердце билось часто.

— У тебя жар. Ты болен.

— Ничего. Пройдет, — ответил он и зашагал влево.

Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся за угол. Никого не было видно. Темнота. Пустота. Лишь в подворотне сидела собака. Под ноги мне откуда-то падали желтые листья. Осень. Холод.

Я пошла.

В кармане у меня всего пять марок. Не было денег и у Конрада.

11