Женщина-кошка

Она закричала, но шум реки заглушил ее голос. Вокруг вздымались, сталкивались и снова падали волны ледяной воды. Пейшенс попыталась плыть к берегу, но поток воды, все еще лившейся из трубы, вновь вынес ее на середину реки. Она отчаянно молотила руками по воде, пытаясь выбраться из безумствующего потока, но тщетно: течение было слишком сильным. Вода затекала в нос и в рот, Пейшенс отплевывалась и судорожно ловила воздух ртом. Но понемногу она ослабла и совсем перестала сопротивляться. Руки бессильно замерли, и поток понес ее безжизненное тело дальше.

Постепенно волны улеглись, исчезла белая пена, и бушующая река незаметно превратилась в большой спокойный неглубокий пруд. Сероватый лунный свет, струившийся с небес, едва освещал бледные облака. Мертвое тело Пейшенс лежало в воде у небольшой скалы. Вот где ей привелось обрести вечный покой, в глухом углу какого-то огромного болота, где даже не живет никто. Ни одного живого существа. По крайней мере, ни одного человека.

Чахлый камыш и осока – вот все, что можно было здесь найти. Их сухие листья тихо шуршали на ветру. На поверхности воды – бледно-зеленые водоросли: они только жиреют от сточных вод, которые выбрасывает фабрика Хедара. В воздухе – слабый запах химикатов, от воды, скопившейся в ямках и углублениях, поднимаются струйки белого зловонного пара. В такой-то луже и остался лежать труп Пейшенс: ее покрытая синяками, израненная рука запуталась в зарослях гниющих водорослей.

Хотя это болото и казалось пустынным, оно оказалось далеко не самым тихим местом. Внезапно раздался и стал постепенно нарастать звук, совсем не похожий на шуршание осоки. Это был вой – не человеческий, но полный настоящего горя. Он то переходил в дикий визг, то затихал и начинался снова: тихий надрывающий сердце звук становился все громче и громче и сменился отчаянным воплем.

За первым криком последовал второй, затем еще один и еще. Ночной воздух уже просто звенел от пронзительных, ни на минуту не прекращающихся воплей миллионов невидимых плакальщиков. Стебли болотных трав задрожали: между ними пробирались чьи-то тени; сперва всего несколько, потом все больше и больше, пока все болото не наполнилось маленькими юркими тенями.

Кошки. Несколько десятков кошек.

Да нет, намного больше. Может быть, несколько сотен. Земля вокруг озера стала напоминать шевелящийся меховой ковер. Черные, серые, рыжие, полосатые, пятнистые, персидские, сиамские, русские голубые, гималайские, бирманские и просто бродячие кошки, котята и старики – все услышали зов, на который не могли не прийти. Все были здесь, все откликнулись на зов.

Бесшумные, как ветер, они приблизились к неподвижному телу, лежащему в воде у самого берега. Кошки не дотронулись до трупа: они не едят мертвечину, другое дело, если добыча еще жива, ведь с ней тогда можно поиграть.

Вместо этого они сели вокруг, насторожив ушки и зловеще сверкая глазами. Все эти желтые, зеленые, голубые и золотистые глаза были устремлены на тело Пейшенс Филлипс. Кошки ждали.

Им было приказано прийти. Теперь они ждали ту, что позвала их сюда.

Луна стала светить ярче. Ее серебряный свет коснулся лица умершей женщины, придал чуть голубоватый цвет ее спутанным волосам и разорванной одежде.

Может быть, внезапный ветерок донес до собравшихся кошек какой-то звук или запах и предупредил их, а может быть... Впрочем, все равно: все они, как одна, повернули головы, так как к ним приближалась повелительница.

Это была May. Ее голова была низко опущена, а хвост выпрямлен. Она кралась на полусогнутых лапах между стеблей камыша, как будто выслеживая добычу. Темные и светлые пятна на ее шкуре переливались в лунном свете, так что могло показаться, что это мечутся чьи-то быстрые тени. Мау направилась прямо к телу Пейшенс, кошки расступились, чтобы дать ей дорогу. Все они молчали и не спускали с Мау своих узких зрачков – черных дыр в косине и псом пространстве их сияющих глаз.

May осторожно вышла на грязный берег, туда, где кончалась осока, где лежали длинные водоросли и плескалась черная вонючая вода. Кошка прижалась к земле и бесшумно перепрыгнула на грудь умершей женщины. Тело Пейшенс слегка закачалось на волнах. Глаза были открыты, но безжизненны, как два серых камешка, и уже ничего не видели. В спутанные волосы вплелись черные водоросли. Из многочисленных порезов и ран сачилась кровь, темная, как вода, в которой лежал труп. На распухших губах сидели комары. May зашипела на гнусных насекомых и одним взмахом лапы согнала их.

Затем она ласково, с осторожностью матери, целующей на ночь своего ребенка, склонила голову и, ткнувшись носом в запекшиеся губы Пейшенс, лизнула их своим маленьким розовым язычком. Потом она стала лизать ее щеку. Кошка вылизывала Пейшенс, словно это был любимый котенок, а не мертвая женщина. Исчезли грязь и кровь. Стала видна кожа, но не посеревшая кожа трупа, а теплая, розовая кожа живого человека. Кошка потерлась мордочкой о шею Пейшенс, подняла голову и посмотрела ей в глаза.