Луна скрылась за облаком. Было мгновение, когда могло показаться, что в кошачьих глазах горит настоящий огонь. Они светились, как две свечки. Луна снова выглянула из-за облака, белая и холодная, и осветила лицо Пейшенс – ее глаза были все так же открыты, но это были уже не мертвые глаза.
Их зрачки мгновенно расширились, а затем так же быстро сузились, став не больше кончика булавки или макового семечка, мгновение спустя эти точечки вытянулись – и на какую-то долю секунды в изумрудно-зеленых женских глазах, смотревших на луну, появились настоящие кошачьи зрачки. May пристально следила за всем, что происходило с лицом Пейшенс. Могло далее показаться, что кошка улыбалась.
«Бастет, защити меня… Защити меня, как защищает мать своих детей, ведь ты, давшая жизнь своим детям, всегда защищала тех, кто обращался к тебе за утешением и помощью...»
Слова падали в тишину ночи, как камни падают в глубь пруда. Голос, который произносил их, журчал в ушах Пейшенс, успокаивал и ободрял ее.
«Где же я слышал этот голос?» – думала Пейшенс в полусне. Но тут она услышала и другие голоса, – голоса, которые она уже вспоминала. Детские голоса пели высоко и тонко: «Притворись, что умерла, притворись, что умерла». А потом раздался хриплый мужской возглас: «Не вернешься никогда!»
Пейшенс вздрогнула и застонала. Перед ее глазами, как наяву, возник скарабей, сделанный из золота и изумрудов, а затем она увидела песочного цвета здания, белый дым и женщину. Незнакомка поворачивается, чтобы посмотреть на нее, на Пейшенс. Они очень похожи: она такая же высокая и темноволосая. Но лицо, которое видит ошеломленная Пейшенс, нисколько не похоже на ее лицо. Это даже не лицо, а кошачья морда с золотистыми изумрудно-зелеными глазами и острыми, как шипы, зубами.
Пейшенс вскрикнула и села. Ее руки тут же увязли в грязи. От одежды почти ничего не осталось: она болтается, как какая-то тряпка или случайно приставшая мокрая водоросль. Пейшенс удивленно смотрит на лохмотья, в которые превратилась ее блузка, на свою перепачканную грязью руку. Она едва стоит на ногах, но все-таки поднимается и выходит из зловонной воды на то, что только в этом болоте можно назвать твердой землей. Ночной ветерок покачивает камыш и сухие стебли осоки. Откуда-то издалека доносится тихое кошачье мяуканье.
Но от огромной стаи кошек не осталось и следа; и конечно, Пейшенс даже не пришло в голову искать их. Она не помнила о том, как сотни внимательных кошачьих глаз смотрели на нее; не помнила о своих приключениях на фабрике Хедара; не помнила, как поток воды вынес ее из трубы прямо в бушующую реку.
Она не помнила ни о том, что умерла, ни о том, кто и как вернул ее к жизни, не помнила, почему она оказалась в этом странном месте, которого она прежде никогда не видела, в болоте на окраине спящего города. Она растерянно покачала головой и открыла рот, чтобы высказать свое недоумение.
Но единственным звуком, разорвавшим тишину, было сдавленное кошачье мяуканье. Пейшенс испуганно закрыла рот и обернулась посмотреть, кто это так жалобно кричит.
Она ожидала увидеть кошку, но как раз кошки там и не было. Вместо этого она увидела два чьих-то глаза, смотрящих на нее из травы, – маленькие блестящие красные глазки с темно-красной обводкой вокруг. Мышь. Пейшенс зашипела. Махнув маленьким хвостиком, мышь исчезла в зарослях, но ее запах остался. Пейшенс облизнула губы и подняла голову, чтобы осмотреть местность.
Кругом были чьи-то глаза, тысячи глаз – красные искорки в траве и в кустах: полевки, спящие воробьи, лягушки, водяные змеи, сверчки, сороконожки, землеройки и белки. Пейшенс почувствовала, как рот наполняется слюной от одной только мысли о всех этих спрятавшихся животных, она уже направилась к этим светящимся в темноте искоркам, как ее отвлек неожиданный звук. Она молниеносно повернула голову и заметила кузнечика, усевшегося на кончик травинки. Насекомое двигалось – и травинка качалась. Пейшенс слышала, как о тоненький стебелек скребутся шесть малюсеньких лапок. Она слышала миллионы звуков, о существовании которых прежде даже не догадывалась. Она глубоко вздохнула и подняла голову вверх. По небу, на мгновение закрывая луну, проносились темные тени. Ветер шумел так громко, что Пейшенс даже поморщилась и повернула голову, чтобы звук был не таким резким. Плавным движением, словно всегда ходила на четырех лапах, она опустила руки на землю и побежала сквозь высокие стебли осоки – так быстро и легко, что трава почти не колебалась от ее движений.