Это костюм неуставной, франтовской, парадный; такая военная одежда по цветовой гамме больше соответствует женскому одеянию — нежно-розовый цвет, блестящие элементы костюма, красный бант. Лавренев подчеркивает нестандартность внешнего вида атаманши, выделяет ее среди других военных. Эффектность облика Маруси Никифоровой также отмечалась в воспоминаниях анархиста М. Н. Чуднова («На ней ловко сидел казачий бешмет с газырями. Набекрень надета белая папаха»)[1071]
и Зинаиды Орджоникидзе («…она в сопровождении пьяных грабителей разъезжала верхом по городу в белой черкеске и белой лохматой папахе»[1072])[1073].Имя героини повести Лавренева, как и рассказа Пильняка, условно: Лёлькой она называет себя сама. Происхождение ее столь же смутно: «Пришла баба, черт ее знает какая, откуда, черт знает, что за отряд?»[1074]
Биография героини окутана тайной. Она намекает на свое бандитское прошлое, возможное занятие проституцией: «Из мамы-Адессы — папина дочка. ‹…› В Адессе с мальчиками гуляла, а теперь яблочком катаюсь»[1075]. Возможную опору в биографии имеет совершение героиней поджогов; ср. в воспоминаниях Ракши: «Узнав, что я из Чалбасского ревкома, она [Никифорова] сказала: — А мы как раз нынче вечером собирались завернуть к вам. Хочу пустить красного петуха по вашим жидкам»[1076]. Нужно отметить, что Ракша — единственный даже среди большевистских авторов, кто подозревает Никифорову в антисемитизме.Непосредственное описание отряда у Лавренева также напоминает отряд Маруси Никифоровой. «Тридцать человек, все на конях, кони сытые, крепкие, видно, из немецких колоний. Сами не люди — черти. Немытые, грязные, а на пальцах кольца с бриллиантами в орех, у всех часы золотые с цепочками, бекеши, френчи — с иголочки»; «И как только пришли в Херсон, рассыпались атаманшины всадники по всему городу, а вернулись к вечеру с полными седельными мешками. И на другой день то же. А вечером пьяные горланили „Яблочко“ и дуванили добычу. И еще больше колец на черных пальцах…»[1077]
Об отряде Маруси Чоп пишет:Походный строй ее отряда был зрелищем впечатляющим. Кони под одетыми в матросскую или целиком кожаную одежду анархистами были подобраны в масть: «ряд вороных, ряд гнедых, ряд белых и снова — вороные, гнедые, белые. За всадниками гармонисты на тачанках, крытых коврами и мехами»[1078]
.Отряд Маруси Никифоровой Махно называл «„анархиствующим“, отмечая преобладание в нем случайных людей, отсутствие определенного плана действий, его приверженность „духу разгильдяйства и безответственности“»[1079]
. В то же время современные исследователи отмечают боеспособность, дисциплину и моральный облик отряда в числе его положительных качеств[1080].Мифологичность биографии и отсутствие достоверного прошлого (как и в рассказе Пильняка) способствуют тому, что героиня Лавренева существует почти исключительно в срезе настоящего. Что касается исторической фигуры Маруси Никифоровой, то можно также отметить неясность ее происхождения, недокументированность ее дореволюционной биографии — важно, что это личность, действующая здесь и сейчас, во время Гражданской войны.
Самоидентификация Лёльки связана не с женской природой, которую ей пытаются навязать герои, а с ее деятельностью руководительницы. Героиня совершенно не демонстрирует ожидаемой от женщины стыдливости и скромности, она отринула от себя нормативную фемининность, приписываемую ей на основании ее пола. Обратившись к мемуарному образу Никифоровой, отметим, что в нем так же мало женственности: Марусю называли гермафродитом[1081]
, сравнивали со скопцом[1082].Больше, чем женственность, репутацию атаманши формирует сексуальная свобода, из-за которой героиня ассоциируется с неконтролируемой, анархической стороной революции. Как у Пильняка, так и у Лавренева все, что связано с сексуальной свободой героини, является художественным преувеличением: писатели воспроизводили клише о свободной любви у анархистов, «Б. Лавренев всячески подчеркивает пагубную роль анархии в революции»[1083]
. Известно, что историческая Никифорова была замужем, и о ее сексуальной раскрепощенности мемуаристы не упоминают.