Женщина модерна. Гендер в русской культуре 1890–1930-х годов

В СССР борьба с «пережитками» сентиментальности продолжалась вплоть до середины 1970-х годов. Ставшие бабушками бывшие «мальчиковые девочки» пытались запретить своим дочерям брать на руки плачущих младенцев: «Избалуешь!» Но особенно ярко борьба с «сентиментальностью» велась в тех учреждениях, где женщины оказывались в наиболее уязвимом положении — в родильных домах. Здесь роженицы сталкивались с циничным и беспощадным отношением со стороны медперсонала, состоявшего в основном из женщин. Именно этот опыт внутренней мизогинии, описанный в статье Татьяны Мамоновой «Роды человеческие» (опубликованной под псевдонимом Римма Баталова)[1525], послужил толчком к возникновению в Ленинграде в 1979 году первого женского самиздатского издания — альманаха, названного впоследствии «Женщина и Россия».

Продолжая исследовать симптомы внутренней мизогинии, Татьяна Горичева в своем выступлении в нелегальном женском клубе «Мария» в Ленинграде 1 марта 1980 года дала очень нелицеприятный портрет женщин, которые, оказавшись на административных должностях, получили власть управлять — если не государством, то обществом:

Так появляется новый тип женщины — фемина совьетика, — которая смотрит на нас с обложки журнала «Советская женщина»: животно-самодовольное, грубое лицо с соломой вместо волос и стеклышками вместо глаз, женщины-судьи, женщины-административного работника, женщины-надзирательницы, жестокой и фанатичной, слепо исполняющей чужую волю и беззастенчиво попирающей тех, кто слабее. Тип новой валькирии, но уже лишенной всех эстетических черт и какого-либо романтического ореола[1526].

Те, кто впоследствии изучали этот период феминизма в СССР, стали называть это явление «психологической деформацией женщин»[1527]. Очевидно, что между возникновением этого типа женщины в послевоенные десятилетия и высмеиванием всего женственного как сентиментального в предвоенные десятилетия существует непосредственная связь.

Итак, борьба против угнетения женщин в 1920–1930-х годах в странах Запада и в Советской России шла по разным моделям. Если в странах Западной Европы и в США на первый план выходил диктат моды с такими аксессуарами, как короткая стрижка «под мальчика» и подчеркнутое использование косметики, то в Советской России провозглашалось такого рода гендерное равенство, при котором особенности женского гендера выносились за скобки и не принимались во внимание. Антисексизм ставился в один ряд с антинационализмом, как подчеркивали слова значимой песни «Марш женских бригад» из кинокартины «Богатая невеста» (1937): «Цвети, страна, где волею единой / Народы все слились в один народ, / Расти, страна, где женщина с мужчиной / В одном строю, свободная, идет» (автор текста В. И. Лебедев-Кумач). Это был официальный, спущенный «сверху» посыл, который в среде детей и подростков превращался в остракизм по отношению ко всему, что можно было заподозрить в женственности (= сентиментальности). В последующие десятилетия воспитанные в таком духе женщины в тех случаях, когда им удавалось занять административные должности, превращались в особенно беспощадных исполнительниц чужой воли. Поэтому вторая волна феминизма в странах Запада была обращена против внешнего угнетения со стороны государства и общества, в то время как вторая волна феминизма в СССР была направлена не только против патриархатных ценностей внутри государственных и общественных структур, но и против внутренней мизогинии.

И. Л. Савкина «Я кручусь между двух пристаней» Модели женственности в дневнике Нины Луговской

Материалом исследования в данной статье является дневник школьницы Нины Луговской, который был обнаружен в 2001 году сотрудниками общества «Мемориал» в следственном деле, хранящемся в Государственном архиве Российской Федерации.

Нина Луговская (1918–1993) — младшая дочь бывшего левого эсера Сергея Рыбина-Луговского — с перерывами писала свои дневники с 1932 по 1937 год, когда она вместе со всей семьей была арестована и осуждена по групповому делу «участников контрреволюционной эсеровской организации». Отец был расстрелян; Нина, ее старшие сестры и мать приговорены к пяти годам лагерей.