Женщина модерна. Гендер в русской культуре 1890–1930-х годов

И опять поднимается глупая зависть к мальчишкам. О, если б я была мальчишкой! Я была бы свободна решительно от всего, придешь из школы — и делай что хочешь, все домашние заботы проходят мимо (запись от 1 октября 1934 года)[1546];

Меня оскорбляло, когда мальчишки начинали матерщинить, или безобразно хулиганить на уроках, или приставать к девчонкам. Мне тогда, как никогда после, хотелось быть мальчиком, чтоб не терпеть этих оскорблений, незаслуженных, ни на чем не основанных, гнусных и безобразных оскорблений. Чувствовать каждую минуту, что тебя презирают. Это ужасно! (6 ноября 1936 года)[1547].

Внутренняя борьба между «стать похожей на мужчину, чтобы получить привилегии мужчины» и «стать женственной красавицей, имеющей власть и привилегии красоты» — характерная, кстати, для большинства девичьих дневников практически любой эпохи — осложняется тем, что время, в котором живет Нина, предлагает ей новые образцы женственности. Кроме упомянутой уже пацанки-товарища, можно назвать и более серьезную и действительно инновативную модель новой женщины, которую развивала в своей публицистике и беллетристике и пыталась реализовывать в жизненных практиках А. М. Коллонтай. Ее «новая женщина» отказывается выполнять второстепенную роль в обществе, она хочет быть полноценной и полноправной личностью, владеть своими эмоциями, не замыкаться в узком домашнем кругу, уважать себя, заниматься саморазвитием[1548].

Такая модель «новой женщины», как показывают исследования, ей посвященные[1549], была весьма популярна в левореволюционной среде, к которой принадлежали родители Луговской. Эта модель, безусловно, была знакома и самой Нине: хотя имя Коллонтай или словосочетание «новая женщина» ни разу не встречаются в ее дневнике, ссылки на концепцию «новой женщины» можно видеть в таких, например, пассажах:

Женщины так односторонне и узко развиты, а мужчины, даже самые посредственные, отлично умеют всем интересоваться. Бесспорно, здесь играет видную роль ужасное наследство, которое оставило нам старое поколение. А может быть, женщина просто глупее? Это тяжелый вопрос для меня. Даром ничего не получишь, необходимо добиваться равенства с мужчинами. А разве мы, женщины, добиваемся?! Мы сидим в своей грязной яме, вырытой десятками веков, и кричим фразы, которые для нас «придумали» мужчины: «Да здравствует равноправие», «Дорогу женщине». Никто из нас не дает себе труда подумать о том, что это только фразы, часть успокаивает этими словами свое женское самолюбие, а другую часть (и большую) просто не оскорбляет такое положение (запись от 28 октября 1936 года)[1550].

Принять безоговорочно названную модель фемининности Нине мешают не только зависимость от романных стереотипов и мнения подруг, но и отношение ее родителей к подобному пониманию роли женщины. Дело в том, что самые авторитетные для Нины люди — мать и особенно отец, предстающие как образцы революционеров и борцов за передовые идеи, — в гендерной сфере привержены, как ни странно, очень «отсталым» взглядам (так это видит и описывает Нина). Мать внушает дочерям идею мужского превосходства и страх перед мужчиной — потенциальным насильником. Описывая свои девичьи тревоги во время одиноких прогулок, Нина пишет: