Если дать скорый и поверхностный ответ, то с этими выводами можно согласиться. Одна из главных причин забвения Городецкой-писательницы кроется в том, что ее имя так или иначе связывалось критикой преимущественно с женской литературой и «дамским» романом, а значит, автоматически выпадало из первого ряда имен русской литературы. И даже тот факт, что со временем Городецкая стала защитницей традиционных ценностей русского литературного канона (в своих произведениях она поднимала вопросы души и духа, выказывала чувство ответственности, присущее русскому писателю, поднимала экзистенциальные проблемы и т. д.)[1588]
и серьезным ученым[1589], не оказал существенного воздействия на ее репутацию в России. Правда, здесь важно помнить не только о предвзятости в оценках критикой женского творчества, но и о сложных и противоречивых отношениях, складывавшихся между СССР и представителями русской эмиграции, о враждебности к творчеству эмигрантов и невозможности открытого изучения их литературного наследия. Так что внимательному прочтению литературных текстов и научных трудов Городецкой в СССР препятствовал и ее статус женщины-писательницы, и существующая литературно-критическая традиция, а также и ее положение эмигрантки. К тому же Городецкой так и не удалось опубликовать книгу о жизни и творчестве Зинаиды Волконской, над которой она работала в Англии в течение почти 30 лет[1590]. Таким образом, одна из главных ее книг осталась неизвестной.В данной статье мы предлагаем воссоздать новый образ Надежды Городецкой, отличающийся от сложившегося: указать на яркие, индивидуальные черты ее текстов и по-новому посмотреть на ее литературное наследие. Если подумать о полном забвении романов и рассказов Городецкой на протяжении десятилетий, вплоть до 2013 года, то можно сделать вывод о том, что из истории русской литературы, опирающейся на большой литературный канон, постепенно стерлась разнородность оценок эмигрантской критики. Нам представляется важным отметить тот факт, что романы писательницы прочитывались критикой преимущественно в рамках заранее выработанной системы критериев оценки: при таком подходе творческие находки писательницы наделялись негативным смыслом или вовсе не были замечены. По этой причине, как это случилось со многими писательницами, Городецкая попала в безымянный сонм забытых творцов.
В размышлениях о статусе женщины-писательницы в эмиграции, о женском творчестве и основных тенденциях русской эмигрантской критики необходимо обратить внимание на следующие ключевые вопросы: выстраивание властных и иерархических отношений в литературной среде; ориентация на литературный канон и сохранение русской культуры в эмиграции; маргинализация женского литературного творчества в эмиграции, снисходительное к нему отношение[1591]
.Как мы уже отмечали, в первой половине 1920-х годов Н. Д. Городецкая была начинающей писательницей, принадлежащей к молодому поколению эмигрантских авторов. Если исходить из заданной критиками системы координат, ее литературный статус был крайне непрочным и зыбким: второстепенное положение по отношению к старшему поколению накладывалось на второстепенное положение «эмигрантских дочерей» по отношению к «эмигрантским сыновьям». Краткое размышление одной из героинь Городецкой красноречиво свидетельствует о положении вступающих на творческий путь писательниц в эмиграции: «Критика поразилась мужской манере молодого автора, резкости характеров. Никто не отметил того, что самой Ирине казалось наиболее ценным…»[1592]
Это почти документальное свидетельство красноречиво указывает на одно из главных художественных достоинств молодой эмигрантской писательницы с точки зрения критики — мужскую манеру письма.Об этом свидетельствует и ряд статей эмигрантских критиков. Если, например, П. М. Пильский однозначно выделяет «женский» и «жено-мужской» типы творчества, то В. Ф. Ходасевич описывает скорее недостатки и слабые стороны «женской» поэзии, тем самым указывая на ее второстепенное положение по отношению к «поэзии в точном смысле этого слова»[1593]
. По мнению Пильского, если мужскому типу творчества сопутствуют такие характеристики, как серьезность, ответственность, логика, прямота, смелость, честность, «низкий мужской голос»[1594]; то женскому письму соответствуют молодость и неопытность, наивность, стремительность, «эмоциональная подвижность»[1595], непредвиденность, немотивированность. Неслучайно к мужскому типу письма разные критики относили художественные тексты Нины Берберовой, одной из самых известных писательниц молодого поколения — быть может, самой известной еще и потому, что ее «мужская манера» письма[1596] выделялась критикой как неоспоримое художественное достоинство. К женскому типу творчества причислялись как поэтические, так и прозаические тексты Ирины Одоевцевой, Галины Кузнецовой, Екатерины Бакуниной, Надежды Городецкой и целого ряда других авторов.