Женщина модерна. Гендер в русской культуре 1890–1930-х годов

Тем не менее и в повести, и в романе Алина существует не только как объект в сознании мужчины, напротив, она — активный персонаж, постоянно рефлексирующий по поводу себя и своего окружения. В отличие от Алины, горничная и любовница Шемиота Клара существует исключительно как объект. Мар даже не описывает ее внешность напрямую, — героиня оживает только в сознании Шемиота, когда он вспоминает о прежней любви к ней: «Он подошел ближе, улыбнулся, обнял ее с живостью и грацией. На секунду перед ним мелькнуло ее прежнее лицо, — розовое, свежее, с доверчивыми, кроткими глазами…»[582] Показательно и то, что в обоих текстах в момент, когда Шемиот окончательно увлекается Алиной, Клара умирает, прожив с ним более двадцати лет. Подобное исчезновение происходит с Софией Кунде в повести Поликсены Соловьевой «Небывалая», которую проанализировала К. Эконен: София Кунде буквально создается воображением слепого художника для того, чтобы помочь ему написать статью, а когда статья оказывается написанной, София Кунде исчезает[583]. Выполняя функцию медиатора между художником и его произведением, София является, по мнению Эконен, идеальной пародией на гендерный порядок символизма.

Клара исчезает, потому что у Шемиота пропадает необходимость в ее существовании, как и у Границина — в существовании Софии. Однако героиня Мар не пародирует гендерный порядок — не только потому, что у героев нет ничего совместного, и даже бездетность Клары указывает на ее неспособность выполнить репродуктивную функцию, а потому что она сама выбирает быть для Шемиота только объектом. Как мы узнаем, Клара по собственному желанию покинула жениха и сбежала от родителей, чтобы быть с Генрихом. Любопытно, что и в повести, и в романе Алина в конечном итоге занимает место Клары. Однако если Алина из «Платонической любви» мечтала о браке и детях и стала второй Кларой ради счастья, то Алина из «Женщины на кресте» идет на страдание ради страдания.

То главное, что вносит Мар в роман по сравнению с повестью, — это доведенная до абсурда тяга главной героини к боли и унижениям. В детстве Алину из «Женщины на кресте» наказывала розгами гувернантка мисс Уиттон, тогда как Алина из «Платонической любви» воспитывалась мисс Уиттон — добродушной старушкой. Из «Журнала для женщин» мы узнаём, что Анна Мар читала психиатров Р. Крафта-Эбинга, И. Блоха и, вероятно, Л. Захер-Мазоха[584]. Отвечая одной из читательниц «Журнала для женщин», Принцесса Греза писала: «Если беря Блоха, Крафт-Эбинга, вы ищете там любопытных анекдотов, вы поступаете не только дурно, но прямо-таки пошло»[585]. В своем романе Мар не ставит знака равенства между мазохизмом и женской субъектностью, как это поняли ее современники[586], а заимствует из психиатрических исследований психоаналитический подход (детская травма как первопричина), черпая мотивы для собственного исследования женской субъектности.

Общеизвестно, что психиатрией интересовались и русские модернисты, а описания садомазохистских практик присутствуют в их поэтических, прозаических и философских текстах. Ольга Матич отмечает:

Розанов опубликовал книгу «Люди лунного света», свою собственную версию компендиума патологических случаев Крафт-Эбинга, которая может быть прочитана как эксцентрическое исследование в области пола и гомосексуальности. Андрей Белый пишет в мемуарах, что Гиппиус с большим интересом читала Крафт-Эбинга в 1906 г.[587]

Анализ влияния пионеров немецкой и австрийской сексологии на русский модернизм — тема отдельного большого исследования, которая еще ждет своего первооткрывателя.

Важную роль в утверждении цельности и независимости женской субъектности в обоих текстах играет топос сада. У Мар сад — это исключительно женское пространство, в котором нет места мужчинам. Алина не встречается и не прогуливается там с Шемиотом, она спускается в сад одна после их встреч в гостиной ее дома. Даже мужчина-садовник, нанятый Алиной по просьбе ее горничной, проработал в саду недолго и по собственному желанию оставил службу. Единственный мужчина, допущенный в сад, — Витольд Оскерко, брат Христины, подруги (в повести) и любовницы (в романе) Алины. Несмотря на то что Витольд является потенциальным женихом Алины, ни он, ни она не рассматривают их возможный союз серьезно: «…для него она [Алина] не была женщиной, и он любил маленьких, плоских, злых, растрепанных, похожих на мальчишек»[588]. Как в повести, так и в романе Алина в саду восстанавливает силы и строит планы на будущее: «Чувствуя себя чужой в собственном доме, усталая от Христины и бесплодной печали нескольких дней, Алина спустилась в сад. Она хотела быть одной, мечтать о Шемиоте и обладать им мысленно с опытностью девственницы»[589].