— Я знаю. Думаешь, я не понимаю, что делаю? — спросил он, но затем отпустил меня, ослабив хватку. Он поднес свои пальцы к моему лицу и провел по нему сверху вниз — по лбу, по носу, по губам. Он зажал нижнюю губу между двумя пальцами, большим и указательным, и оттянул немного вперед, приоткрывая мне рот, проникая внутрь большим пальцем, как это часто делают в порнофильмах. Мимолетный жест, но я тут же вспыхнула, почувствовав знакомое напряжение между ног. Мое тело было совершенно зависимо от Андре, ожидание прикосновений было мучительным и бесконечным, словно мое тело скучало по Андре уже много столетий. Я попыталась что-то возразить, но Андре покачал головой.
— Ш-ш-ш, птица. Веди себя хорошо, и я тебя за это награжу. — Он провел пальцем по моим зубам, просунул палец в рот, и я покорно прикоснулась к нему языком, глубоко дыша. Его палец был чуть солоноватым на вкус — легкий, совершенно ясный намек на другой предмет, который мог оказаться у меня во рту. Мне стало жарко. Андре усмехнулся, отвел руку и отпустил меня.
— Мне кажется, у меня просто не осталось сил, но ты умудряешься завести меня снова.
— У меня есть ключ, — невозмутимо заметил Андре. — И потом, я хочу видеть тебя сейчас…
— Если ты приглядишься, то заметишь, что я стою прямо перед тобой.
— Без одежды! — добавил он, стягивая мою гротескно туристическую футболку на бок так, чтобы оголилось плечо. Я не шевелилась, позволяя этому медленному вторжению набирать обороты.
— Нравится мне… нравится, когда ты голая по квартире ходишь… А где же моя пицца? — пропела я, вспомнив смешную песенку, но Андре посмотрел на меня с непониманием.
— А при чем тут пицца?
— Так в песне поется. Ты ее не слышал?
— Песню про пиццу? Нет, миновала меня такая честь, — рассмеялся Андре, а его руки продолжали стягивать мою футболку.
— Между нами лежит бесконечный культурный разлом наподобие того, что разделяет землю у водопада Виктория. Ты говоришь по-русски, но не думаешь, как я, — изрекла я с умным видом, когда второе плечо было так же безжалостно оголено. Растянувшийся ворот моей футболки опасно затрещал.
— Не будь так в этом уверена, — обиделся Андре, хоть я и чувствовала, что обида была деланой. — Что во мне не так?
— Ты другие мультики смотрел, тебя никогда старушки у подъезда не обсуждали. Ты не читал Гончарова только потому, что его задавали в школе. Тебя учили по-другому, чему-нибудь и как-нибудь.
— Онегина коверкаешь? — прошептал Андре, оттягивая футболку еще ниже. — А теперь ты можешь перестать умничать и выделываться?
— Никак нет, — рассмеялась я. — После такого дня мне только и остается, что умничать и выделываться. Или свихнуться, проведя всю оставшуюся жизнь в лечебнице для душевнобольных.
— Откуда, кстати, ты взяла такую омерзительную одежду? — Андре продолжал говорить, но спустил растянутую донельзя футболку чуть ли не до талии, так что она теперь выполняла роль смирительной рубашки, прижав мои руки к корпусу. С усилием стянув ткань еще ниже, Андре высвободил мою грудь и с удивлением склонил голову, рассматривая использованный мною в качестве белья купальник. — И это тоже.
— Девушке приходится довольствоваться всякой дрянью, если ее молодой человек оставляет ее в номере голой, без одежды, разве нет? — протянула я самым назидательным тоном. Андре расхохотался, а затем потянул за веревочные узлы на топе. Секунда — и Андре склонился, его губы завладели моей грудью, а я хотела уже только одного, — чтобы он завладел мной целиком.
Андре не спешил, наслаждаясь каждой минутой этой ночи, когда нам обоим — впервые за долгое время — ничто не угрожало. Первая настоящая ночь для нас двоих после проведенных в липких объятиях страха, превращавшего любую тень в призрак женщины в черном. Фильм ужасов со мной в главной роли, театральная сцена, на которой я оказалась, сама не подозревая об этом.
— Ты похожа на деревенскую простушку, приехавшую в Париж на рейсовом автобусе, — тихо рассмеялся Андре, отбросив верх от купальника в сторону. — Не хватает только веснушек.
— Если хочешь, их можно пририсовать, — предложила я, стараясь не обращать внимания на то, что моя грудь обнажена. — Если уж тебе нравится такой образ, еще нужна жвачка, чтобы я жевала ее ежесекундно и периодически надувала пузыри. Тогда я буду простушкой из Америки. Знаешь, а если сделать пару хвостиков, то я вообще стану похожа на деревенскую простушку-малолетку.
— Ты считаешь меня извращенцем, — не спросил, а со смехом заявил Андре, вытаскивая откуда-то из шкафа гостиной мою новую сумочку, которую я приобрела накануне. С тех самых пор как я вернулась из Авиньона, я жила как бесплотный эльф: ни вещей, ни документов. Большую часть личного имущества забрала полиция, что-то осталось у Андре.
— Мне не нужно и минуты, чтобы понять — ты самый настоящий извращенец, — ответила я, пока Андре с самым невозмутимым и независимым видом принялся раскрашивать мне губы красной помадой.
— Да, так, — пробормотал он деловито, отступив на шаг.