Женщина – не мужчина

Я не понимаю, что со мной происходит. Не знаю, почему я себя так чувствую. Может, ты знаешь, мама? Что я сделала, чем заслужила такую муку? Ну не может же все это быть просто так! Ведь ты всегда учила меня, что Бог каждому воздает по заслугам. Что мы должны смиренно принимать наш насиб, потому что так нам судили звезды. Но я не понимаю, мама. Неужели это наказание за мое подростковое бунтарство? За то, что я читала книги тайком от тебя? За то, что ставила под сомнение твои суждения? Неужели за это Бог издевается надо мной сейчас, обрекая меня на жизнь, где все не так, как я хотела, а ровно наоборот? Жизнь без любви, жизнь в одиночестве. Я перестала молиться, мама. Знаю, что говорить так – кофр, святотатство, но я ужасно злюсь. А хуже всего, что я даже не знаю, на кого злюсь – на Бога, на Адама, а может, на ту женщину, в которую превращаюсь.

Нет. Не Бог. Не Адам. Виновата я сама. Это я не могу взять себя в руки, не могу улыбнуться собственным детям, не могу почувствовать себя счастливой. Это все я. Что-то не так именно со мной, мама. Во мне гнездится что-то темное. И это чувство не отпускает меня с той минуты, когда я открываю глаза, до минуты, когда я засыпаю: меня засасывает, душит какая-то трясина. Что это такое? А вдруг я одержима? Вдруг внутри меня джинн? Очень похоже на то.

Скажи мне честно, мама. Ты знала, что все так будет? Знала? Поэтому в детстве избегала даже смотреть на меня? Поэтому у меня всегда было ощущение, что ты витаешь где-то далеко-далеко? И неужели именно это я видела в твоих глазах, когда изредка исхитрялась поймать твой взгляд? Злость? Обиду? Стыд? Неужели я становлюсь как ты, мама? Мне так страшно, а меня никто не понимает. Ты-то хоть понимаешь? Вряд ли…

Зачем я вообще все это пишу? Даже если бы я отправила это письмо, что толку? Разве бы ты помогла мне, мама? Скажи, что бы ты сделала? Впрочем, я и сама знаю. Ты бы сказала: смирись и терпи. Дескать, все женщины в мире страдают, но нет муки страшнее развода – когда огромная глыба позора обрушивается тебе на плечи. Ты бы сказала: терпи хотя бы ради детей. Ради своих девочек. Иначе ты их осрамишь. Иначе ты их погубишь. Но неужели ты не понимаешь, мама? Неужели не понимаешь? Я же все равно их гублю. Гублю собственных детей.

Дописав, Исра с минуту сидела не шевелясь. Потом дважды сложила письмо и затолкала между страниц «Тысячи и одной ночи». А книгу засунула обратно в недра шкафа, где – в этом она была уверена – ее никто не найдет.