Женщина – не мужчина

– С трудом. Отец был строитель, но его заработков не хватало, чтобы содержать семью. БАПОР[8] привозило гуманитарную помощь, помогало деньгами. Каждый месяц мы отстаивали очереди за теплыми одеялами и мешками с рисом и сахаром. Но в палатках ютилось слишком много народу, и еды вечно не хватало. Мы с братьями в горах сами искали себе пропитание. – Он замолк, чтобы попробовать заатар, и, кивнув Исре, взял солонку. Она отнесла оставшиеся специи обратно в кладовку. – А вот люди тогда были другие, – продолжал Халед, ставя грязный сотейник в раковину. – Если у тебя кончилось молоко или сахар, ты спокойно шел и просил у соседа. Мы все были как одна семья. Настоящая община. Не то что здесь.

Глядя на Халеда, Исра ощутила внезапный прилив глубокой жалости.

– Как же вы уехали? – спросила она.

– А-а-а, – протянул он, покосившись на нее. – Я несколько лет работал в маленьком духане неподалеку от лагеря. Скопил пять тысяч шекелей – на эту сумму можно было купить билеты в Америку. Когда мы сюда приехали, у меня в кармане было двести долларов – а семью-то кормить надо. Мы поселились в Бруклине, потому что здесь оседало большинство палестинцев, но все равно здешняя община не та, что там. И никогда такой не будет.

– И вы никогда не вернетесь на родину?

– Ох, Исра. – Он вздохнул и, отвернувшись к раковине, сунул руки под кран. – Вернуться-то можно, но получится ли жить по-старому?

Исра изумленно смотрела на него. Все эти годы, что она прожила в Америке, она нет-нет да подумывала о возвращении домой. И пусть опять придется привыкать к скудной пище своего детства, спать на старом свалявшемся матрасе, кипятить воду каждый раз, когда соберешься помыться. Все это, в сущности, только роскошества, материальные блага, которым никогда не сравниться с счастьем от того, что живешь на своем месте, среди своих людей.

Поскольку Исра молчала, Халед взял банку с заатаром и собрался уходить. На мгновение он бросил взгляд в окно – небо уже совсем посерело. Взглянув свекру в лицо, Исра содрогнулась от сострадания. Халед направился к двери, а она все пыталась найти ответ на его вопрос, подобрать правильные слова. Но произносить правильные слова – это умение, которое ей, наверное, никогда не дастся.

– Может быть, когда-нибудь, – пробормотал Халед уже с порога, – может быть, когда-нибудь мы наберемся мужества вернуться.

Дейа Зима 2009 года

Остаток зимы Дейа только и делала, что читала и перечитывала письма Исры, отчаянно пытаясь понять мать. Она штудировала их каждое утро в школьном автобусе, не отрывая глаз от листа бумаги. На уроках вкладывала их в раскрытые учебники, не в силах сосредоточиться на происходящем в классе. В обед читала в библиотеке, спрятавшись между стеллажей. Иногда она листала и мамино издание «Тысячи и одной ночи» на арабском – пробегала страницу за страницей, пытаясь отыскать в сказках себя и свою мать.

Что именно Дейа надеялась найти? Она и сама не знала. В душе теплилась слабая надежда, что Исра оставила дочери какую-нибудь подсказку, которая поможет выбрести на верную дорогу, при том что Дейа прекрасно понимала – это бесплодные упования, ведь очевидно, что мать этой верной дороги и сама не нашла. В ушах у Дейи эхом отдавались мамины слова: «Я боюсь за дочерей». Слышался ей и голос мамы Исры: «Женщина всегда остается женщиной». Каждый раз, закрывая глаза, Дейа видела лицо Исры, испуганное и растерянное. Полное сожаления о том, что она не могла постоять за себя, не давала отпора матери и Якубу, не давала отпора Адаму и Фариде, делала не то, чего хотела, а только то, чего от нее ждали.

Однажды ранней весной, когда Дейа в очередной раз перечитала одно из писем Исры, ее вдруг озарило. Просто невероятно, как такая очевидная мысль не пришла ей в голову раньше – только теперь Дейа наконец-то разглядела, как сильно похожа на Исру. Она тоже всю жизнь старалась угодить родственникам, жаждала их поддержки и одобрения. Она тоже так боялась разочаровать их, что страх застил ей глаза. Но Исре попытки заслужить одобрение ничем не помогли, и Дейа отчетливо поняла, что и ей они не помогут.

Но тут же в голове зазвучал древний голос, живший на задворках ее сознания столько, сколько Дейа себя помнила, – с таких давних пор, что она никогда даже не задумывалась, чем этот голос является на самом деле, и принимала его за абсолютную истину. Голос предостерегал: уступи, уймись, смирись. Твердил, что борьба приведет лишь к разочарованию – ведь она все равно потерпит поражение. О чем бы она ни грезила, этот бой ей никогда не выиграть. А значит, безопаснее сдаться и делать, что велят.